Выпуск #13 Сергей Калугин
- Всех приветствую! У микрофона Сергей Рымов. В подкасте «Живьем. Четверть века спустя» у нас очередной выпуск, как принято в среде подкастеров говорить - очередной эпизод. Герой этого эпизода Сергей Калугин. Привет, Сергей! Очень рад тебя видеть!
- Привет, привет, привет!
- Сказать, что Сергей Калугин - это группа «Оргия Праведников», это полдела. Половина группы у нас уже была в подкасте. Ребята, которые когда-то были группой «Артель», рассказали о своих ранних днях и о более поздних тоже. И в двух словах, Сергей, чтобы все понимали, когда вы с ребятами из «Артели» свои творческие пути скрестили?
- Я могу ошибаться в датах, но, по-моему, это был конец 98-го года. У меня всегда был импульс играть с группой, именно в группе. С группой и в группе - это немножко разные вещи. Я пытался создавать свой собственный проект, он назывался «Дикая Охота».
- Мы сейчас поговорим об этом.
- Вот. Но поскольку целиком и полностью мне приходилось тянуть этот проект на своей энергии, это часто случается, и это какая-то нежизнеспособная ситуация. Я пытался играть с группой Калябина. Господи, как же эта группа называется-то?
- «Вертоград».
- Точно. Пытались мы с «Вертоградом» играть. Не срослось. И вот к концу 98-го года, я по совету, по-моему, Сережи Бабенко, он посоветовал обратить внимание на молодой арт-роковый проект, начинающий – «Артель». Он был на их концертах, очень был впечатлен, говорит: «Попробуй позвонить». Ну вот, собственно говоря, и завертелось.
- Ну, а мы сегодня, на самом деле, немного раньше. Мы сегодня слушаем запись твоего сольного концерта на радиостанции «Ракурс» 97-го года.
- О, это за год получается.
- Да, это 97-й год, февраль. И вот практически у нас получилось 24 года. До четверти века не дотянули, но ничего страшного. Давай сразу с музыки. «Ночь Защиты» такая вещь была у тебя первой на концерте на радио «Ракурс». И мы тоже с нее сегодня начнем. Сергей Калугин в подкасте «Живьем. Четверть века спустя».
- Сергей Калугин, «Ночь Защиты», запись 97-го года, концерт на радио «Ракурс».
- А-а-а, кошмар!
- Сергей, я смотрю, тебе много положительных эмоций доставило это прослушивание (оба смеются)
- Ну да, я сижу тут, хохочу, конечно, над собой молодым.
- Почему? Это ведь позитивный смех?
- Он ласковый, скажем так. Слушаю я этого молодого дурачка, который вот это все играл и пел.
- Да ладно!
- Ну, я имею право так к нему относиться. Потому что мне есть, за что дать ему по шее. Мог бы сильно раньше озаботиться целым рядом вещей, если бы у него хватило мозга тогда. Но, к сожалению, что вышло, то вышло. В принципе, жаловаться грех. А смеялся, улыбался я двум вещам. Во-первых, мне было забавно слушать, как я разговариваю под музыку, фактически не интонируя, притом, что в воспоминаниях у меня остается, что я тогда пел. Как про меня сказал один человек: «Поет, как грыжу заговаривает». Вот сейчас, годы спустя, я эту грыжу наблюдаю.
- Услышал наконец-то?
- Не наконец-то. Я, конечно, уже сталкивался со своими старыми записями, и уже хохотал. Годы прошли. Только где-то в 2007 году, когда мы записывали альбом «Уходящее Солнце», это выяснилось. Я-то думал, что я пою, оказалось – нет. Я-то думал, что я интонирую, оказалось – нет. Я-то думал, что я в ноты попадаю, ну максимум не попадаю на какие-нибудь четверть тона, оказалось, в тот момент выяснилось, что могу на квинту не попасть! И не заметить этого. И вот только в 2007 году стало понятно, что чему-то я научился, но все равно катастрофа чудовищная. И долгие годы после этого мы это дело выправляли, ну и худо-бедно выправили на данном этапе.
- Ну, и слава богу!
- И второй момент - это ритмика, конечно. Я же классический гитарист был по образованию. А в мои времена у нас классических гитаристов шикарно учили играть - ad libitum, то есть свободно. И вообще никаким образом мы с метрономом и ритмом не встречались. И соответственно, когда я пришел в группу, выяснилось, что за песню я могу убежать на такт вперед или отстать на такт, и не заметить этого. Мне-то кажется, что я играю ритмично на тот момент, а на самом деле внутреннее время сжимается, разжимается, и я в этих флуктуациях вообще не дуплю. Собственно, это я объясняю, почему я веселился, когда все это слушал.
- Слушай, ты на тот момент был сольным исполнителем, и мог себе позволить сжимать и разжимать свое внутреннее время вообще сколь угодно. Это ведь тоже какая-то драматургия?
- В этом есть некий позитивный момент, но негатив перевешивает. Даже в классической музыке, не говоря уж о рок-музыке, долька должна качать. От нее можно отклониться, но осознанно. Осознанно оттянуть, осознанно забежать вперед, сжать такт, разжать такт. Если это нужно драматургически. Но когда это происходит стихийно, ну, это хаос.
- Да, ты классический гитарист, у тебя есть образование, и вот эти навыки, ты с ними и сейчас, и, собственно говоря, никуда они не делись.
- Да.
- Это был выбор твой? Это был выбор родителей? Как вообще получилось – тебя просто отдали учиться музыке или пошел сам?
- Отдали. Мне было 11 лет. Был уже эпизод, когда меня в 5 лет пытались учить, даже несколько заходов было, учить игре на фортепьяно, но мне категорически не зашло. В 11 лет, значит, родители мне предложили пойти на гитару. А это, надо сказать, в советские времена был самый дорогой инструмент. Баян, аккордеон и прочие народные инструменты стоили от 2,50 до 3,50 рублей. Фортепьяно стоило рублей 15. Скрипка стоила рублей 17 в месяц. Гитара стоила 25!
- Это ты именно стоимость занятий называешь?
- Это именно стоимость занятий в музыкальной школе в советские времена. Год я проучился в музыкальной школе, но меня со страшной силой достали хор, сольфеджио и прочие вещи. Особенно хор, когда туда нужно было приходить и петь песни про Ленина. Мне это очень не нравилось. В конечном счете, я устроил бунт, и мои родители договорились с моей преподавательницей, Галина Андревна Ларичева ее звали, она скончалась не так давно, чтобы я занимался у нее частно.
- Ну, вот это середина 80-х годов. Ты уже научился кое-чему на гитаре…
- Середина 80-х - это я уже поступил в музыкальное училище и даже его закончил. В 86-м году.
- Это я, собственно, к тому, что это как раз то время, когда ты стал первые песни писать?
- Слушай, свою первую песню я написал, кажется, лет в 15. И некоторое время их писал, совершенно никак не используя классическую гитарную технику. Я подражал Высоцкому, который был тогда моим кумиром. А потом уже, где-то курсе на втором-третьем музыкального училища, я попал на первый московский квартирник Юры Наумова.
- Вот я как раз хотел спросить: насколько Юра на тебя повлиял? Понятно, что повлиял, но это какая-то поворотная точка же?
- Да, это поворотная точка. Колоссально повлиял. С одной стороны я был потрясен тем, что он делает. Мне очень понравилось. Сначала я заржал, когда услышал, как он поет. Потому что он пел тоненьким таким голоском. Ему было 23, а мне 18. Но это было настолько зрело. Я как студент музыкального училища, не мог не увидеть именно глубины музыкального аспекта. В музыкальном училище русские группы не слушали, они для нас были ничто по музыке. Арт-рок западный, да, прогрессив там, панк. Короче, старались быть в теме. А русские группы представлялись нам жалкими эпигонами, и мы всерьез к ним не относились.
Так вот, Юрий Наумов был первый отечественный музыкант, который сразил меня музыкальным аспектом прежде всего. И я какое-то время покочевряжился, а потом понял, что это очень круто, а то, что я делаю – полное говно. И, соответственно, я замолчал на несколько лет. Только когда обнаружил себя в силах создать нечто сопоставимое, я стал работать с этой формой, которую для меня открыл Юра Наумов. А он, в свою очередь почерпнул это у «Лед Зеппелин» с их «Кашмиром», и у «Дорз», наверное, с их This is the end, my friend. То есть, вот такого рода вещи. Они наиболее меня потрясали, и мне хотелось делать нечто подобное. Ну, я и сделал.
Дело в том, что несколько составляющих у меня до поры до времени шли параллельно. То есть, с одной стороны я был классический музыкант из музыкального училища, с другой стороны мне очень хотелось играть тяжелый рок, с третьей стороны мне очень нравился Высоцкий. Я был абсолютно пленен мыслью Высоцкого, что в такого рода вещах музыка всего лишь поддержка для текста. Да, то есть, некие примитивные гармонии. Почему у меня не соединялось в голове, что рок-музыканты на западе это и есть соединение музыки и текста, только прекрасной музыки и прекрасного текста. И, в конечном счете, все эти три вещи они сошлись в том, что я делаю. Здесь есть и элемент авторской песни, есть элемент рок-музыки и есть классическая база.
- Давай послушаем еще одну вещь, она называется «Ступени». Сергей Калугин, живой концерт на радиостанции «Ракурс», февраль 97-го года.
- Вещь называется «Ступени». Сергей Калугин, слушаем живой концерт на радио «Ракурс» в подкасте «Живьем. Четверть века спустя». Сергей, ну ты уже сказал, что несколько направлений соединилось в том, что ты в итоге стал делать, в том числе и бардовская музыка. Когда человека с гитарой люди видят, то сразу говорят: «О, это бард!». Вот насколько ты себя бардом считаешь? И если тебя бардом назовут, ты будешь спорить как-то?
- Ну, конечно же, хотелось бы считать себя, прежде всего, рок-музыкантом, и именно им. А авторская песня, у нее два недостатка из прочих моих двух ипостасей идущих. И как классический музыкант и как рок-музыкант я не мог не видеть крайний примитивизм этой самой бардовской песни. Ну, если брать ее тотально. Мне нравились отдельные представители этого направления. Более того, это были даже не представители, а отцы-основатели, которые не слишком-то ответственны за то, как их детище потом развивалось и во что превратилось. Реально очень любил Высоцкого. В нем, я не первый это говорю, был вот этот рок-н-ролльный драйв.
- Был, однозначно.
- Он был очень ритмичен. Он был очень надрывен, как Motorhead. И, соответственно, это меня пленяло в нем. Я с большим уважением, симпатией и любовью относился и отношусь к Окуджаве. Опять-таки как музыкант с образованием могу сказать, что интересные мелодические находки были у него. Он играл очень просто, но не банально. Позже авторская песня все-таки пропитывалась некими влияниями, в нее пришел и регги, в нее пришел и джаз. И всякие Иващенко-Васильевы, например, они достаточно породистый материал уже…
- Техничные уже ребята, да.
- Техничные. Но, по-моему, начинал это Мирзоян, который меня тоже в свое время сильно впечатлил классической гитарной техникой. Если авторская песня была интересна с музыкальной точки зрения, я относился к этому со вниманием. Если это было трехаккордное топтание на банальных мелодических и гармонических решениях, меня это не интересовало совершенно.
- Ну, вот тогда, в 97-м, самое логичное, может быть поверхностное, но логичное для тебя определение - рок-бард. Согласен?
- Ну, собственно, так меня и величали. Пока через какое-то время Леха не придумал: «Калугин, отвечая на вопрос, в каком стиле ты один играешь, отвечай «бард-н-хэви».
- Бард-н-хэви? Круто! С точки зрения стиля, по-моему, тебе дарк-фолк приписывали, да?
- Дело в том, что дарк-фолк назревал как пузырь и лопнул в мире. Все такого рода решения, они не происходят в одной точке мироздания. Фишка в том, что я его придумал отдельно от мирового дарк-фолка. Примерно в одно и то же время вышел мой альбом Nigredo. И стали известны в определенных кругах такие проекты как Death In June, Current 93 и так далее. Правда, у всего этого была предыстория в виде Dead Can Dance, самый мощный, самый серьезный проект. Опять-таки, как Высоцкий был не повинен в появлении авторской песни, так и Dead Can Dance вряд ли повинен в появлении дарк-фолка. Но, тем не менее, это мощнейшая культурная база, они одни превышают, наверное, весь дарк-фолк вместе взятый, Dead Can Dance, чисто музыкально.
- Ну, они гораздо более интересны. Даже не то, что интересны, они гораздо более разнообразны.
- Именно. Это очень крутые музыканты, это очень крутая стилистика. Я помню, как впервые мне в руки попал этот альбом с плакальщицей на обложке, и как он меня потряс. И мне, конечно, очень хотелось сделать что-то подобное. Результатом чего альбом Nigredo и явился.
- Уже, наверное, многие знают, из тех, кто интересуется твоим творчеством, о его длинной истории, сложной записи и так далее. Но меня вот что заинтересовало. Ты, по-моему, в тексте, который посвящен истории этого альбома на сайте «Оргии праведников» написал, что это была большая шара. Вот почему?
- Ну, потому что есть понятие «шары». Вот это она и была. Потому что аранжировки придумывались по ходу записи. Вот пригласили музыканта: «Вот наиграй сюда чего-нибудь». Вот он сюда «чего-нибудь» наиграл. Ну, нормально, оставляем.
- Ну, если это шара, почему она выгорела-то в итоге? Почему все так хорошо получилось?
- Звезды сошлись. Разумеется, там халявы – море. Но даже то, что мы там напортачили, абсолютно нивелировал Жан-Марк Генс, царство ему небесное, который сводил этот альбом. Это очень серьезный бельгийский звукорежиссер, который работал с Руссосом, который работал с Патрисией Каас. Вот ему в лапы попало то, что мы там поназаписали. И он, будучи серьезным человеком, все недостатки утопил, а все достоинства вытащил. И создал продукт из этого хаоса, который мы там наиграли. Я когда впервые это услышал, мне совершенно не понравилось. Я-то считал, что из того, что мы там наиграли и напели, можно сделать «Пинк Флойд». Теперь я понимаю, насколько это были, мягко говоря, иллюзии. (смеется) А он, действительно, сделал для этого альбома все, что только мог. Только благодаря этому, и благодаря тому, кстати говоря, что, несмотря на всю нашу шару, с нами работал Володя Тараненко, который записывал этот альбом. Он говорил: «Моя единственная задача, чтобы, когда ты через 20 лет поставишь этот альбом, тебя не вырвало».
- Ты сейчас можешь слушать этот альбом? Нормально?
- Подташнивает, но не рвет. Так что Володя со своей задачей справился. Да, он нас там насадил на метроном, вокруг которого мы там мотылялись как черти в банке, но, тем не менее, это хоть как-то ритмично, то, что получилось. Ну, а там где Саша Косорунин играл, он был великолепным барабанщиком «Лиги Блюза», там, где он поучаствовал, там насчет ритмики вопросов нет.
- Это все-таки остается твоей визитной карточкой? Именно как сольного исполнителя?
- Визитной и единственной. Я же потом сольных проектов не выпускал. По крайней мере, это не позорная визитная карточка. В 24 года такое записать – это нормально.
- Но вот концерт, который был в 97-м году, который мы сегодня слушаем, на нем не было ни одной вещи с Nigredo. Это пошел уже какой-то более поздний материал?
- Ну да, конечно. Я же продолжал песни писать. И собственно говоря, это уже материал, который просится в группу. Поэтому следующий шаг, 98-й год, начало «Оргии праведников», он был абсолютно логичным.
- Ну, давай послушаем еще одну вещь, она называется «Весна». Сергей Калугин, концерт на радиостанции «Ракурс», февраль 97-го.
- Сергей Калугин в подкасте «Живьем…
- Еще один образец шептания под музыку. (смеется)
- Ну, хорошее шептание.
- Ну, шептание с настроением (смеется)
- Хорошее, с настроением, с чувством. Со смыслом, в конце концов.
- Нет, я не хочу, чтоб показалось так, что моей задачей является самого себя молодого обосрать. Нет, конечно, там уже заложено все то, что потом выстрелило. Ну, что-то не дотянуто. Не страшно, дотянули, в конечном счете.
- Музыка и текст. И то и другое достаточно сложно в твоих вещах, и вот в этом периоде уже весьма сложно. Как это рождается? Что-то первично или, я не знаю, это уже какая-то композиция, которая зреет в голове как единое целое?
- Как правило, все это начинается с того, что придумывается какая-то музыка или какая-то музыкальная идея. Потому что я последнее время расслабился, поскольку мы все равно это потом будем в группе дорабатывать. Сейчас мне достаточно просто зацепить некую музыкальную мысль, элементарно поддержать ее гармониями. После этого я пишу текст. После этого это приносится в группу. Следующее, что делается в группе, мы просматриваем музыкальный материал, который наработан у ребят. Потому что мы уже знаем, что музыку надо строить в несколько эшелонов, чтобы у нее было несколько родителей, тогда она получается объемной. Мы начинаем эти музыкальные идеи соединять. В процессе этого соединения я дорабатываю собственные партии. Ну и, в конечном счете, получается вот такой многослойный пирог, который из себя представляет композиция «Оргии Праведников».
- А сам текст, он в какой момент в этот многослойный пирог ложится? С самого начала?
- Когда есть музыкальная идея, появляется идея текста. Через какое-то время.
- Связано друг с другом?
- Да. Момент прихода энергии, его можно спровоцировать. Сидишь, струны перебираешь – о! – интересное какое-то музыкальное решение. О чем оно? Опа, и уже начинает рассказываться какая-то музыкальная история, в конечном счете. Сначала на уровне идеи, а потом она начинает обрастать мясом.
- Ниточка из клубочка начинает вытягивать сама себя?
- Да. Это как некое такое воскресение из мертвых. (смеется) Расступается земля, появляется скелет. Скелет обрастает мясом, а потом он пошел в пинг-понг играть. (смеется)
- Ну вот «Оргия Праведников» - это, мне кажется, счастливый такой союз. Во-первых, 20 лет уже прошло с момента, как вы стали работать вместе. С момента, как из двух творческих единиц появилась одна, и гораздо более сильная. Ты можешь вот как-то охарактеризовать углы каждого из участников, кто что привносит?
- У нас есть заготовленный ответ на эту тему. Пункт 1. Во-первых, мы прекрасно понимаем, что демократия в аду, а на небе царство. У нас такой союз пяти королей. Каждый король в некой определенной сфере. И, собственно говоря, остальные в этой ситуации становятся его советниками. Умный король прислушивается к мнениям советников, но решение, в конечном счете, он принимает самостоятельно. Решение за ним, и советники должны принять это решение. Понятное дело, что я занимаюсь текстами. Но ты начинаешь понимать, что любое дело человеческое построено по одним и тем же лекалам. И если ты хороший музыкант, и даже если ты вообще не шаришь в поэзии, но ты можешь дать правильный совет, потому что энергетические линии, по которым строится текст, они идентичны музыкальным. И поэтому коллега может тебе указать точку, в которой у тебя что-то не так, и даже иногда предложить решение. Тут чем дальше, тем больше. Кроме того, на мне лежит дальняя стратегия, это мое. То есть, я тот самый орел, который на вершине горы сидит и говорит: «Там».
То есть, я, скорее, шаман при вожде. Это наш Леха. Это наш Кит Ричардс. Он реальный глава группы. Он вообще все на себе держит, все контролирует. Бывает, очень устает от этого занятия, говорит: «Я просто хочу играть на гитаре». Тем не менее, это его суть, он лошадь, он тащит все на себе, и если его долго не нагружать, ему становится плохо. Юрий Альбертыч Русланов, отлетевший гений, которого постоянно приходится возвращать на грешную землю. Не только потому, что он вылавливает гениальные потусторонние вещи мелодического плана, но и потому, что опускаясь с ними на землю, к его крыльям прилипает огромное количество мусора. И его, значит, надо, когда он приземлился, отчистить, эту идею его достать и адекватно воплотить. Он такая фигура на носу корабля, в любом случае композицию принимает по мелодии. Это вот деятельность Юры – он мелодист группы.
Мы с Лешей гармонисты, мы любим контрапункты, любим фактуры, этим заведуем. Кроме того, Леха очень любит композицию. Именно свежее дыхание наших композиций – это его заслуга. Ну, Александр Юрич Ветхов – это, конечно же, ритм. Собственно говоря, ритмика — это сфера, скажем так, целиком ритм-секции, поэтому Тёма тоже в этом участвует. Тёма – это еще и гармония. Ну, и помимо всего прочего, каждый участник группы приносит свои композиторские решения, свои композиторские находки. То есть, мы – пять самостоятельных художников, которые объединяют усилия. Объединяют то, что приходит к ним в таких вот сложных структурах, типа готических соборов.
- Ну, давай теперь немножко из старого звука перенесемся в современный. 2020 году, в конце года, вышел альбом «Время Будить Королей». Мы сейчас послушаем вещь, которая называется «Звезды Идут Сквозь Нас». И немножко обсудим именно эту работу. Что получилось. Откуда, скажем так, было то направление, которое ты увидел несколько лет назад, как главный шаман, и насколько удалось к этому направлению прийти. «Звезды Идут Сквозь Нас».
- «Звезды идут сквозь нас», группа «Оргия Праведников», альбом 2020 года «Время Будить Королей». В студии подкаста «Живьем. Четверть века спустя» Сергей Калугин. Сергей скажи, мне кажется, в этом альбоме твоя давняя мечта иметь хороший тяжелый звук, она прямо в полной мере реализована?
- Да-да-да. Здесь где-то на 95-97% сделали то, что всегда хотели.
- Какое было направление? Какой вектор ты задавал, когда этот альбом вы начинали, задумывали?
- Я когда говорил о дальней стратегии, я не имел в виду музыку. Я имел в виду, скорее, некие линии поведения группы, может быть круг тем. То, что делалось на этом альбоме, это то, что делалось на всех предыдущих. Просто лучше, объемней, глубже, чище. С первого же альбома «Оргии Праведников» мы заявили, чем хотим быть. И от альбома к альбому мы к этому приближались. Это сложная была задача. Долгий путь, но интересный.
- Но вот на этом альбоме появилась вещь «Танец казановы», как раз из твоего раннего творчества.
- Как раз с альбома Nigredo, да.
- Да-да. А вот те вещи, которые звучали на концерте «ракурсовском», они как-то потом вошли в репертуар «Оргии»?
- Конечно. Кстати, все, что мы послушали, вошло в самый первый альбом «Оргии Праведников». «Весна» там есть, «Ступени» там есть, «Ночь Защиты» там есть. И «Туркестанский Экспресс», который мы не слушали, там есть.
- Скажи, люди, которые ходят на концерты «Оргии Праведников», ты, наверное, представляешь себе, как сейчас говорят, профиль этой аудитории, это примерно те же люди, которые были на твоих концертах, например, в ЦДХ в том же 97-м году? Я имею в виду не индивидуально, а как бы по духу, по ощущению.
- Определенные изменения произошли с момента возникновения группы. Потому что высокие энергии группы, они отшибли некую значительную часть аудитории, которой очень важно неповрежденность собственных границ. Потому что рок, это же, собственно говоря, виндсерфинг. Ты кидаешься с доской в океанские валы и на них скользишь. Вот это атмосфера рок-концерта, вот это атмосфера рок-альбома. Те, кто предпочитает сидеть на стуле и смотреть на закат, были этим травмированы. Они продолжают ходить на концерты, но на сольные концерты. И в последнее время мы пошли этой части аудитории навстречу, мы создали акустические версии наших песен, которые играем в виде трио для акустической гитары и флейты. Это им как-то проще заходит. То есть, поколение приходит, поколение уходит. Достаточно сложно бывает понять, что вот этот волосатый парень, который к тебе сейчас подошел за автографом, это не тот же волосатый парень, который был 30 лет назад, а его сын, у которого уже есть свой собственный сын.
- Ну, молодежь-то еще ходит на «Оргию Праведников»?
- Конечно, конечно. А кто ж еще ходит-то? Олдфаги в основном по домам сидят, и песочек-то уже сыпется. А на концерты молодняк в основном ходит, конечно.
- Скажи, «Оргия Праведников» - это русский рок или нет?
- Это русский рок в самом его правильном проявлении. Просто это московская школа рок-музыки, скажем так. Она незаслуженно забыта, она не отрефлексирована. Дело в том, что в Москве в 80-е годы существовало огромное количество групп музыкально настолько породистых, настолько не слабее того, что делалось в то время на Западе, настолько оригинальных, интересных по саунду.
- Ну, можешь какие-то перечислить, которые лично тебе близки?
- Ты понимаешь, в чем дело? У них у всех, этих московских групп была одна фишка – они все были отстранённые. Вот почему так полыхнул сибирский и там ленинградский рок? И там и там возникли герои. Да их музыканты играть не умели, они играли какую-то срань, но была харизматическая фигура рыцаря на коне и с шашкой, пардон, с мечом, которая и привлекала аудиторию. Аудитории было наплевать, что там играется. Москвичи они такие центровые циники всегда были. Очень боялись искренности, очень боялись раскрыться, поэтому московское творчество было постмодернистским таким, с очень большой долей иронии или самоиронии. Без защитного колпака иронии или самоиронии московские музыканты не выходили к аудитории, им было ссыкотно, они боялись. Все что они делали, они вкладывали в музыку. Там их, собственно говоря, нерв был, в музыке. А в текстах они кривлялись, как правило. Вот посмотрите на коренную московскую группу «Звуки Му». Вот она вся такая. Говоря о великих музыкантах из Москвы, вот, пожалуйста, это группа «Нюанс». «Нюанс» единственная группа, которая участвовала в 96-м году, когда приезжали Bon Jovi и так далее, вот они тоже играли. Какая русская группа играла вместе с ними?
- Кстати, еще «Бригада С» играла. Они все под крылом Стаса намина были.
- Под крылом Стаса Намина. Великолепный поп-джазовый проект. Нон-аккорды сплошные же были. Кстати, «Бригада С», большая часть состава — это наше музыкальное училище. Мои ровесники, с которыми я учился, Нос там, и так далее, Глобус. А потом эти дудки перешли в «Ногу Свело», еще один потрясающий по музыке и столь же ироничный отстранённый проект. Вот. А вообще этих групп было валом в те времена. Все это ушло в песок. В некотором роде, единственные, кто не побоялся быть героем, был Макаревич, Романов и Никольский. То есть «Машина Времени», «Воскресение» - вот они не боялись тогда говорить всерьез. За что, кстати, и были попрекаемы большим количеством снобов, эстетов и циников.
- Да, да, так и было.
- В некотором смысле, то, что мы делаем, «Оргия Праведников», это продолжение той линии, которую задала «Машина Времени» в первой половине 70-х. То есть, это сложная арт-роковая музыка с серьезными текстами. Да, потом не надо забывать, что «Альянс» - это Москва. Инна Желанная, альбом «Водоросль» - это Москва, уже более поздние времена.
- «Вежливый Отказ».
- «Вежливый Отказ» - это Москва. Кто ко мне подойдет со словами «говнорок», тут же получит в рыло, потому что это лох, человек, который ни черта не слышал и ни черта не знает.
- А «Шитрок» - это вы о чем пели? Кого подразумеваешь?
- Да самих себя, самих себя. Если послушать композицию «Шитрок», это ситуация, когда ты имеешь дело с аудиторией, которой медведь на ухо наступил. Это должно было выплеснуться. Это всего-навсего это один аспект песни «Шитрок». На самом-то деле это песня о том, как пес возвращается на свою блевотину. Шитрок – говносудьба. В финале этой песни все заливают красной кровью красные пионерские галстуки. Это12-й год, мы чувствовали, что начнется через два года. Но, с другой стороны, она и о музыке тоже. Многие приняли эту песню за чистую монету, а на самом деле там…
- Фига в кармане, как обычно. В традициях московского рока.
- Именно, да. «Шитрок» - это классический московский рок as is, с иронией, постиронией, самоиронией, всем этим дерьмищем, и пророчеством в самом центре посыла.
- Давай еще одну вещь послушаем с альбома «Время Будить Королей», «От Бога До Земли».
- Сергей Калугин у нас в гостях. Подкаст «Живьем. Четверть века спустя». Мы послушали еще одну вещь с альбома «Оргии Праведников» 2020 года. Скажи, удалось уже как следует представить этот альбом? Потому что, когда мы в конце ноября с ребятами из «Артели» сидели, записывали подкаст, они очень переживали, что никак вот эта вся карантинная история не даст по-человечески презентовать альбом людям на концертах.
- Свершилось. 9 января в Горбушке, там, где и планировалось. Желающие могут посмотреть фоточки. Это, конечно, феерия была. Несмотря на то, что позволили собрать только 25% зала, шоу ядерное там абсолютно засадили. Так что даже по фотографиям можно все прекрасно увидеть и понять. А уж как оно было на самом деле, мы восторженные отзывы давно ловили.
- Абсолютно фееричные фотографии. Я подозреваю, что музыка была не менее фееричной.
- Ну, все было круто, все было круто.
- Ты уже рассказал, чем отличаются акустические концерты «Оргии Праведников», но ты же и сольно продолжаешь выступать?
- Конечно. Там, во-первых, песни, которые никогда не будут в группе, просто потому, что они для этого не предназначены. Это всякие там трехаккордные шуточки. Ну, на самом деле, все какие-то маргиналии на полях всегда пишут, да, но это, на самом деле, необходимая абсолютно вещь. Мы называем ее заземление. Это помогает сохранить контроль. Это помогает отработать лекала простых и очень энергетически насыщенных решений. Потом это пригождается в серьезных текстах. По насыщенности энергией русская частушка в четыре строчки мало что имеет равного. Такого рода штучки, они, конечно, для группы не предназначены. А народ-то их любит и на концертах их просит. Кроме того, на этих концертах есть песни, которые пока еще не сделаны в группе, бывает такое. Но сейчас их почти не осталось. Вообще, серьезных вещей, которые мы с группой не сделали, по-моему, одна или две всего осталось. Просто не успели.
Какие-то вещи хотелось бы заново переделать. Такое бывает желание у музыкантов. Возможно, мы когда-нибудь это осуществим. Ну и, с другой стороны, все те песни, которые группа делала, почему бы их не играть тоже? Есть опять-таки любители именно сольного исполнения. Я хочу сказать, что это с самого начала нас преследовало. Даже меня преследовало. То есть, когда я первые свои песни начал народу представлять, мне говорили: «А зачем такая сложная музыка? Она мешает воспринимать текст» Это я один с гитарой. И вот сейчас мне говорят: «А зачем с группой? Это слишком сложно. Сыграй один с гитарой». Поначалу и гитару не воспринимали. Но это потому, что мы очень любим насыщать пространство смыслами и силами. Ну, бывает такой эффект – откидывает просто. Со мной происходило то же самое. Когда впервые услышал Slipknot, меня тоже откинуло, думаю: «Господи, что за сатанятина такая?» Вот теперь мы понимаем, что это нежные песни для девочек, на самом деле. Точно также я Mars Volta впервые услышал. Думаю: «Бля, что за хаос такой?!» Понадобилось несколько лет, чтобы я вслушался, и сейчас слушаю – простая, понятная музыка.
- Ну, я хочу сказать, что заземление, оно присутствует у тебя не только на сольных концертах. В последнем альбоме тоже песня про Женю есть в конце.
- Да, да, да. Конечно.
- В концерте на радио «Ракурс» такое заземление тоже было. Причем, даже не одно. Давай сейчас послушаем вещь, называется «Московская православная».
- Давай. Актуально 20 лет.
- Сергей Калугин, «Московская православная». А вот эту вещь сейчас исполняешь на концертах?
- Ну, еще бы. У этой песни был взлет, равного которому она не повторит. Меня как-то раз пригласили на рождественский фестиваль в гостиницу «Космос». Еще Сева Чаплин был жив. Еще Кураев и так далее были не изгнаны. И вот, значит, вся эта тусня сделала концерт, на котором, естественно, ля-ля-ля, жу-жу-жу и все такое. То есть они позвали группу, но когда группа приехала, выяснилось, что играть там абсолютно не на чем. Позвали, а аппаратуру, на которой можно выступить, не озадачились пригнать. Поэтому оставили одного меня, а ребята пошли по своим делам. И меня выпустили последнего, я помню. То есть, песня «Московская Православная» закончила рождественский фестиваль православной культуры в гостинице «Космос». С тех пор меня не приглашали.
- Скажи, вот ты в числе своих хобби с гордостью упоминаешь, что ты афисионадо. Правильно я произнес?
- Да, но проклятая реальность, которая так и норовит, как в пионерском лагере, всех нас одеть в короткие штанишки, чтобы мы не бегали в кусты и не занимались там нехорошими вещами, она просто напросто уничтожила эту мою страсть. Курить сигары негде. Курить сигару на улице не будешь, это глупо. Ее надо курить там, где спокойный воздух, иначе удовольствия не получишь. Соответственно, отпадают балконы, лестничные клетки, потому что ты провоняешь весь дом. Дома курить ее нельзя, потому что там дети, и опять-таки квартира провоняет. Где ее раньше можно было курить – в ресторанах – уже лет как 10 в ресторанах курить ее нельзя. Потому что курение репрессировано у нас со страшной силой. Вот сейчас я поеду из Бутово на Пушкинскую в сигарный клуб, ради того, чтобы сигару выкурить? Увы. Да, поэтому сигары по-прежнему я очень люблю, у меня дома сейчас лежит сигара стоимостью 5 тыс. рублей, и мне ее абсолютно негде выкурить.
- И это печально.
- Очень печально.
- Но зато есть, где поездить на байке.
- Ну, это да.
- Ну, не по погоде, конечно, сейчас зимней.
- С нетерпением ждем открытия сезона, конечно.
- Какие у тебя маршруты байкерские, вот самые такие, о которых ты с гордостью рассказываешь?
- Честно говоря, я на дальняк впервые выехал прошлым летом. И мы с радостью моего сердца сели на мотоцикл и поехали в Ярославль. Проехали более 1000 км за два дня, и 13 часов за рулем мотоцикла.
- Прилично.
- Причем, я-то ладно, а вот Фиш каким образом это выдержала – это целая история. Но все равно мы приехали без рук, без ног. 13 часов сегодня, 10 часов завтра, вот такой вот был режим.
- Без рук, без ног, но с большим удовольствием.
- Надо сказать, что я понял, что с одной стороны романтика дальних странствий на мотоцикле, она несколько преувеличена. (смеется) Потому что это - отваливающаяся задница, и отваливающееся все. Или, по крайней мере, у нас же эти, как их, пауэр-чопперы, и пуляют они - дай бог, но, в общем-то, для дальняков они не особо предназначены. Для дальняков, действительно, надо круизер покупать. Короче, надо ездить по 150-200 км в день, в расслабленном режиме. Вот это круто. Мы, собственно, этим летом собираемся так и сделать. Поездить по Золотому кольцу, но уже без аврала, без подгорающей задницы.
- Просто в свое удовольствие.
- Просто в свое удовольствие, да.
- Скажи, музыку сейчас продолжаешь слушать? Или своей музыки хватает?
- Ты знаешь проблема в том, что мы постоянно в собственной музыке, и постоянно на студии. Пытаться слушать музыку с таблетками в ушах с телефона, ну, можно, но удовольствия это не приносит. Поставить нормальную аппаратуру дома просто негде. Ну, соответственно, все равно, время от времени приходится на телефоне. Вот недавно послушал альбом Testament 15-го года. Господи, какая же отличная музыка. Прямо вот подумал, что ангел «Металлики» отлетел от них и живет у Testament. Ну, обалденный альбом. Machine Messiah недавно послушал у Sepultura. The Bad Seeds так хорошенечко недавно послушал несколько альбомов подряд, Ника Кейва. Как любой музыкант я всеяден. Говно только не слушаю, а хорошие вещи, в любом направлении, в любом стиле, я буду слушать. Бывает, что какая-то хорошая вещь не заходит. Например, Лехе очень понравился Twenty One Pilots. Потому что там все очень интересно по композиции, очень богато по тембрам, а я не заторчал.
- Что ж, каждому свое.
- Да, да, да, естественно, мы продолжаем оставаться разными. Кому-то что-то нравится очень свое.
- Ну, это нормально. Потому что если пять одинаковых людей играют в группе, группа будет никакая.
- Именно, именно.
- Сереж, спасибо, что нашел время. Посреди сурового московского снегопада.
- Спасибо, что пригласили.
- Сергей Калугин, живой концерт 97-го года мы сегодня слушали. И слушали кое-что из «Оргии праведников». Заканчивать будем вещью, она называется «Гимн». Тебе большого творческого счастья. И вот чтобы как раз вперед хорошо смотрелось и далеко виделось.
- Спасибо, спасибо, дорогой.