Выпуск #18 Haymaker

Всех приветствую! У микрофона Сергей Рымов, и начинаем очередной эпизод подкаста «Живьем. Четверть века спустя». Сегодня у нас в гостях группа, которая как метеор промелькнула, пролетела, многих затронула, многих ярко осветила, а затем, я бы не сказал, что упала навсегда, она переродилась, стала немножко другой, стала иметь другое название. Все по-другому. Но сегодня мы слушаем концерты именно группы Haymaker на радиостанции «Ракурс». Один концерт был в 95-м году, другой в 96-м. У меня напротив, здесь в студии, Макс Самойлов. Макс, привет! Чертовски рад тебя видеть.

- Привет, Сереж! Привет-привет. Тоже чертовски рад тебя видеть.

- Слушай, во-первых, я тебе хочу сказать, что мы сейчас статистику подвели – ты рекордсмен!

- В смысле?!

- Ты три раза выступал на радио «Ракурс» со своими концертами.

- Ну да, было дело, причем с одним проектом и с другим.

- Да. Первый, на самом деле, был в 94-м году, мы коротко этого тоже сегодня коснемся. Потом два концерта группы Haymaker. Вот как-то так.

- Давай мы сразу раскроем нашему комьюнити маленькую тайну. Небольшой промежуток времени ты был концертным директором группы Haymaker.

- Давай я еще большую тайну раскрою. Мы вообще с тобой знакомы со школьного возраста.

- Да. (смеется)

- Поэтому понятно, три концерта – это неслучайно. Эфир сегодня такой, немного особенный, я очень рад видеть старого друга. Поехали?

- Поехали.

- Группа Haymaker, 1995 год.

- Группа Haymaker, 1995 год, концерт в студии радиостанции «Ракурс». Естественно, в прямом эфире. Максим Самойлов у нас в гостях - человек, который пел, сочинял, вообще олицетворял собой группу Haymaker. Макс, я тебе хочу сказать, что вы в этой вещи, а это была первая вещь с концерта, такого жару дали, которого режиссеры на отстройке звука не ожидали. Потому что видно, что в начале вещи такой перегруз всего. Вы, наверно, на отстройке как-то аккуратненько, на радио все-таки пришли, а потом – бж-ж-ж-ж-ж!

- Ну, в общем, да. На самом деле, Сереж, спасибо тебе за эмоции. Действительно, 25 лет спустя, а как будто это все было вчера. На тот момент Haymaker был такой непричесанной, освобожденной энергией, мы делали, что хотели, и делали это абсолютно искренне. Если бы мы это делали сейчас, с позиций своего возраста, с пониманием законов шоу-бизнеса, наверное, из каждого трека можно было вытащить еще десять песен. Но нам тогда было далеко по фиг, мы делали, что хотели. Этот состав, именно этот концерт 95-го года, он по-своему легендарен, потому что здесь играет бас-гитарист другой группы.

- Ну, ты об этом сейчас расскажешь. Давай по порядку, у нас здесь, как это? Историческое шоу. Поэтому давай с самого начала. Как ты взял гитару, зачем ты это сделал и не пожалел ли ты об этом?

- Как сказал один мой хороший друг, создатель портала Disgusting men, «Отвратительные мужики», Петя Сальников: рок-группа – это лучшее, что может произойти в жизни мужчины. Я совершенно искренне с ним согласен и до сих пор так считаю. Когда в свои 13 лет я увидел шестиструнную гитару, я подергал пальчиками ее за струны и понял, что хочу научиться извлекать на этом инструменте какие-то мощные звуки.

- Но ты же не сразу себе представил группу прямо?

- Ты знаешь, сразу.

- Да?

- Это было советское время, это были 80-е. Это были немножко другие понятия, но вот создать собственный ансамбль, вот эта червоточина в моем мозге, она начала меня бередить постоянно. И когда в свои 14 лет я впервые сложил ля-минор, ре-мажор и ми-минор, я понял, что пойду к тому, что буду создавать свою группу. Пол моей жизни состояло из того, что я создавал некие рок- группы, они разваливались, и я создавал новые. Ну и, в конце концов, это выродилось в Haymaker.

- Ты говоришь, что хотел группу. Какую группу ты представлял как модельную? Хотел быть похожим, ну, я не знаю, условно говоря, на «Битлз»?

- Ну, ты фактически угадал. Я хотел быть похожим на «Битлз». Потом я хотел быть похожим, в то время, да, на «Машину Времени». На тот момент я очень любил их песни. Сейчас меня кто-то смешает с дерьмом в комментариях, но правда, ребят, я вырос на «Битлз» и «Машине Времени».

- Я думаю, никто тебя ни с чем не смешает, мы все выросли на «Битлз» и «Машине Времени». А кто вырос на чем-то еще, пусть не комментирует. (смеется)

- Ну да. Потом появился Витя Цой, потом, как пел Костя Кинчев в песне «Меломан», «новая волна меня накрыла с головой».

- Слушай, ты сегодня вообще как-то зришь вперед. (смех) Я к этой конкретно песне хотел прийти в нашем разговоре ближе к концу. Я мы придем, мы придем.

- Ну, видишь как, мы сегодня с тобой на одной волне, и это очень здорово. Но я закончу свою мысль. В мою жизнь, в мой мозг ворвались западные команды, которые в тот момент правили бал – это Faith No More, Red Hot Chili Peppers, Pearl Jam, Radiohead.

- Ну, это было уже не в 14 лет?

- Ну, это конечно не в 14 лет, это когда я уже купил свою первую электрогитару, когда мы уже собрали первую группу. Ну, а параллельно, конечно, я прочел замечательную книжку господина Толкиена «Властелин Колец», тоже потерял крышу, но это было уже дело будущего.

- Скажи, пожалуйста, самую первую песню ты написал о чем? Ты ее помнишь вообще?

- Ты знаешь, нет. Она где-то вот лежит в глубине подсознания. Я помню песни чуть-чуть дальше, а самую первую - нет, наверное, уже не вспомню.

- Ты же учился в институте Культуры?

- И там тоже.

- Это вот место, мне кажется, какое-то вот такое, немножко особое. Оно в общем сознании такое, как бы периферийное, «а-а-а, Кулек», но люди, которые там учились, они совершенно другого мнения. Он очень дорожат этим опытом, очень дорожат этим образованием, очень дорожат творчеством, которое они смогли оттуда взять. Ровно об этом мы говорили с группой «Игрушка из Египта» несколько выпусков назад.

- Тоже мои замечательные друзья того времени.

- Не сомневаюсь. Кулек на тебя как-то повлиял как на музыканта?

- Я, как выпускник института Культуры, могу позволить себе называть его «Кульком», но никому не позволю его так называть, кто там не учился. Прости, Сереж.

- Это уже сказано, извини. Я - любя, ты уже понял.

-Ну, да-да-да, просто для тех, кто не совсем понимает: из института Культуры, из этого самого «Кулька» вышел огромный конгломерат, который практически создал все современное телевидение. Из этого «Кулька», извините, вышел Леонид Агутин. Он учился, понятно, на десять лет раньше. Как на меня повлияла как бы какая-то музыкальная культура? Скорее, нет, скорее на меня это повлияло в сторону кино и телевидения, уже позже.

- В сторону профессиональную?

- Да, в сторону профессиональную абсолютно. А то, что мы делали тогда музыку, мы делали ее просто так, потому что нам хотелось делать музыку. Потому что у нас были гитары, мы немножко умели на них играть. Просто брали и делали.

- Ну, давай еще одну вещь послушаем 95-го года. Группа Haymaker, Максим Самойлов у нас в гостях. Вперед, песня называется Day With You.

- Группа Haymaker, 95-й год. Подкаст «Живьем. Четверть века спустя». Всем? кто этот выпуск слушает, я напомню, что у нас впереди еще огромное количество интересного, и много интересного уже было, поэтому обязательно надо подписываться в Яндекс.Музыке, в Apple-подкаст, в Google-подкаст или просто на сайте r-cast.ru. Давай вот теперь как раз поговорим про этот концерт 95-го года. Это первый состав Haymaker или уже нет?

- Извини, маленьким офф-топом: послушал этот трек, трек прекрасен, с одной стороны, но, с другой стороны, мой английский ужасен на тот момент. (смеется) Ну, ладно, как оно сыграно, как оно спето, так оно и было. Что касается состава. На тот момент мы все были единой тусовкой. На тот момент те клубные команды, которые зажигали в «Р-Клубе», первом «Бункере», как ни странно, все сидели на одной базе. Это был Нахимовский проспект, Приборостроительный техникум, такое, знаешь, старое типовое здание, старой школы.

- Не только знаю, я однажды у тебя на репе там был.

- Да. Трехэтажное здание, пролет, переход во второе, двухэтажное здание, там актовый зал. И вот в этом актовом зале сидела группа Haymaker, сидела группа JazzLobster, сидела группа «Консоль», сидела группа «Секретный ужин». И мы там все тусовались, буквально сменяли друг друга за аппаратурой, за инструментами, поэтому составы перманентно менялись. Именно конкретно на этот концерт 95-го года мы вышли не в полном составе Haymaker, потому что на тот момент мы решили поменять басиста, и достойную кандидатуру именно на тот момент пока не нашли. Мы репетируем, что-то пытаемся собрать какие-то песни, и на рядах, буквально на втором-третьем ряду этого актового зала сидит группа JazzLobster и ждет своего времени репетиции. Встает Сережа Миронов с погонялом Фруча и говорит: «Ребят, чего вы без баса играете? Давайте, я вам помогу». Берет свою бас-гитару, а он был очень крутым бас-гитаристом, я думаю, что и до сих пор им остался. Именно в этом составе мы репетировали буквально, знаешь, недели три, 7-8 репетиций, и вышли на этот концерт. Я помню Серегино лицо в тот момент, который сидел абсолютно бледный, понимая, что он сейчас перепутает партии, сыграет не ту партию, в не ту песню. Мы говорим: «Серега, все будет нормально».

- А какая-то концепция музыкальная, на которой музыканты с тобой сошлись, а ты с ними, что это за концепция? Вы как-то договаривались: давайте сделаем группу, которая будет играть… Что?

- Интересный вопрос ты мне задал и даже поставил меня немножко в тупик. Мы никогда не заморачивались, какой у нас будет концепт. Понимаешь, мы приходили на репетицию, Леша, барабанщик, садился, начинал лупить в барабаны, басист подхватывал, получался какой-то рифф, который нас зажигал. Если это качало в районе солнечного сплетения, значит, это было наше. Гитарист тут же наигрывал какие-то партии, я тут же сидел, думал, что сюда напеть, и тут же, буквально с бумажкой сидел, и насколько хватало моего английского, набрасывал какой-то текст. Мы это начинали дальше играть, играть, играть, и из этого реально потом вытанцовывалась какая-то песня. Потом я ехал к своей знакомой девочке, она прекрасно знала английский, потому что, видимо, она сначала заговорила по-английски, нежели по-русски, она мне правила тексты. Потом я прибегал снова на репетицию, спустя несколько дней, мы собирали уже этот трек, и он получался. Понятно, что у нас были свои музыкальные вкусы. Барабаны звучали в духе группы Motley Crue, Леша был очень большим фанатом этой группы.

- Томми Ли? (смеется)

- Да-да. И на концерте этот махач барабанными палочками из-за уха, и чтобы все это было видно, он обязательно использовал. На тот момент Сергей Миронов, бас-гитарист Jazzlobster, с нами работал, он очень любил джаз, очень любил именно волну альтернативного рока. Миша Тупаков, гитарист, очень любил  Led Zeppelin но при этом очень любил и Whitesnake, и Red Hot Chili Peppers. Дальше я оставался вишенкой на торте как фронтмен, нечто среднее между Робертом Плантом и Энтони Кидисом. Вот оно что-то получалось.

- Вы же играли еще и кавера? Вы, я помню, играли Хендрикса, да?

- Да-да. Мы играли Foxey Lady. Мы играли Give It Away «Ред Хот Чили Пепперс», мы играли Immigrant Song «Лед Зеппелин». Ну, это чисто как бы, знаешь, покуражится на концерте. Мы никогда не хотели их записать как кавер-версию, мы просто давали людям любимую песню и освобожденную энергию в финале концерта.

- Вообще, у меня, конечно, обычно гости о чем-то таком вспоминают, но я вот тут вспомнил, по-моему, первый концерт, раз уж ты сказал, что я какое-то время был твоим концертным директором - я же тебе организовал концерт в Балашихе.

- Да! Да! Это было эпично, Сережа. (смеется)

- И в этой Балашихе сначала зрители сидели ровно, по стеночкам, и вяло аплодировали, до тех пор, пока ты не сыграл Give It Away.

- Да. Причем сцена в этой Балашихе была реально в человеческий рост. То есть, люди где-то внизу, и ты их едва-едва видишь через свет этих фонарей, которые лупят на сцену. Пол-отделения играем просто на пустой зал. И мы заиграли Give It Away, и, как ты в наших компаниях любишь говорить, «они ка-а-к прыгнут!».

- Так и было же. (смеется)

-Да-да-да. И все эти 45 человек скопились у сцены и реально устроили нам стадион. Даже мои музыканты этого не ожидали, я реально взял и прыгнул в эту толпу. И меня поймали. И, самое главное, через секунду вернули на сцену. Я просто влетел обратно, и мы продолжили концерт.

- Да-а, было дело. Давай поедем в 96-й год, на твой второй концерт с Haymaker на радиостанции «Ракурс». Немного другая вещь. Мы поговорим и о том, что изменилось за эти годы в твоей группе. Desintegration.

- Desintegration. Я бы не сказал, что это совсем другая музыка, но она звучит все-таки немного иначе.

- Потому что мы в тот момент немножко поменяли состав.

- Расскажи.

- Все очень просто, с одной стороны. Сейчас как найти музыканта? Ты просто бросаешь в социальные сеточки объявление: ребята, ищу басиста, ищу барабанщика. А на тот момент надо было реально взять свои ноги в руки, нужно было поехать в центр Москвы, к какому-нибудь из музыкальных магазинов.

- На Неглинку лучше всего.

- На Неглинку, на Савеловскую. И вот рядом с музыкальными магазинами, где барыжили гитарами, барабанами и прочим, прямо на стену перед входом в магазин огромное количество людей клеило объявления. Такая-то группа ищет гитариста, такая-то группа ищет барабанщика, такая-то группа ищет бас-гитариста. Я ездил целенаправленно и перевешивал эти объявления, потому что они постоянно срывались и так далее. Мобильных телефонов еще не было. И вот в какой-то момент я утром сплю, у меня стоит возле кровати городской телефон, я: «Але», и там такой низкий голос: «Ты что ль басиста ищешь?» Я говорю: «Ну, вообще, я», как бы у меня очко жим-жим. – «Ну, слушай, куда подъехать?» Я говорю: «Ну, приезжай на Нахимовский проспект». Приезжает такой здоровенный мужик, тоже парень нашего возраста, просто он реально был двухметрового роста, звали его Ринат. Он достает свою бас-гитару, говорит: «Ну, чо у вас там? Я ваши партии уже выучил». Начинает играть, и я понимаю, что он играет на уровне Фручи. Я говорю: «Все, Ринат, ты принят». И мы тогда сразу схватились за новую концертную программу, начали писать новые песни. Вот Desintegration – это из новой концертной программы. И тогда мы пришли на радио «Ракурс» как раз с этой программой. А что еще изменилось? Я все-таки начал немножко педалировать момент, что вот, ребят, мы поем на английском, на таком, англообразном языке, хотим выйти на Запад (как нам тогда казалось), но что-то как-то не выходится, давайте хотя бы местный рынок осваивать. А чтобы увеличить аудиторию, нужно переходить на русский. Я потихонечку начал писать тексты на русском. В тот момент вся команда восприняла это в штыки: Jazzlobster работает на английском, «Консоль» работает на английском, «куда ты нас тащишь?». Я говорю: «Ребят, надо. Надо!». И ты знаешь, в тот момент мы какую-то маленькую брешь пробили, у нас появился еще один хит, который, я надеюсь, мы послушаем. Когда мы приезжали в любой клуб: «О, Haymaker! А вы вот эту песню будете играть?» - «Конечно, будем».

- Эта песня будет следующей, но я тебе еще пару вопросов-то задам.

- Конечно, конечно, я просто как бы подвел.

- Про клубы как раз. Где играли? Какие были, скажем так, любимые точки?

- Ну, самая любимая точка, конечно же, «Р-Клуб», который в тот момент еще был на улице Талалихина у Волгоградского проспекта. Мы дико сдружились с хозяевами клуба, просто могли приехать, нас пускали туда бесплатно. Могли попить пивка, пообщаться, туда-сюда. На какой-то момент мы фактически стали второй клубной группой. Почему второй? Потому что первой клубной группой была группа «Мастер». В «Р-Клубе» мы играли чуть ли не раз в неделю. В остальных клубах мы могли выйти фактически на пустой зал, у нас не было эфиров на телевидении, у нас не было ротаций в FM-диапазоне. Но вот конкретно в «Р-Клубе» достаточно было повесить афишу, что выступает группа Haymaker, и был полный зал.

- Вообще, считалось, что в «Р-Клубе» не очень хороший звук.

- В «Р-Клубе» считалось, что там не было нормальных звукорежиссеров. Поэтому в тот момент мы уже ездили со своим звукорежиссером.

- А кто же это был? (смеется)

- Это был Серега Педченко. (смеется)

-Да-да.

- И причем, когда мы приезжали в «Р-Клуб», он вставал за пульт, и потом выходил и говорил: «Ну вот, я нашел заветную ручечку и заветную кнопочку, чтобы вы хорошо звучали». Как он это делал, я не представляю. Потому что другие режиссеры не могли совладать с этой аппаратурой и с этим пультом, а Сереге это удавалось, и мы всегда звучали с ним очень хорошо.

- Может быть, кстати, поэтому вы там так часто и играли. Педченко же вам писал еще и демо-запись, которая как раз была записана в той самой, в общем-то не концертной студии, откуда шли концерты на радио «Ракурс»?

- Да. Мы просто гнали как бы тракт уже в студию на большой-большой мультитрек, на 16-канальный магнитофон, потом уже его пересводили.

- И было это, по-моему, ночью, а с утра, кажется, мы потащили эту пленку на эфир.

- Да-да-да. Причем была реально фраза, когда ты ворвался на эфир к одной из своих коллег и сказал: «Так, выпускай меня в эфир, мы только что закончили сведение трека, пленка еще теплая». А я реально потрогал эту бобину, и она реально была горячая.

- Haymaker же еще, на основе той вещи, Desintegration, которую мы только что послушали, джингалочек записал для программы «Сейшн».

- Ну да, причем это была твоя идея.

- Ну, естественно, моя идея. Давай послушаем его. (звучит запись) Вот этот джингл потом, после этого концерта 96-го года, наряду с нашим основным, сопровождал программу «Сейшн» до того момента, как радио «Ракурс» перестало существовать. Макс, давай послушаем, действительно, то, что, ты говоришь, просили сыграть на концертах – песню на русском языке.

- Да. Ну, вот. Она более попсовая, чем весь репертуар Haymaker, но, видимо, нам нужно было сделать такой попсовый хит, чтобы девочки нежно хлопали глазками около сцены и танцевали.

- Любой рок-группе нужен попсовый хит, на самом деле. Тогда она становится гораздо интересней.

- Да.

- Вот такая вот вещь на русском языке, группа Haymaker. Мы слушаем сейчас концерт 96-го года. Значит, говоришь, хит?

- Ну, на тот момент, давай будем честными перед самими собой, на радио «Ракурс» это песня крутилась часто.

- Крутилась, да. Ее даже просили, заказывали.

- Да, прикольно. И именно в тот момент у нас вышел магнитоальбом.

- О, слушай, я помню его.

- Мы же как раз на этом концерте его и презентовали. Цельный, нормальный магнитоальбом. Мы записали всего семь песен, но он достаточно хорошо распространялся, достаточно хорошо продавался, и конкретно эту песню перманентно заказывали.

- Заказывали, заказывали, да. После 96-го года не очень долго продолжалась хеймейкеровская именно судьба?

- Да, не очень долго. Потому что мы достигли какого-то уровня. То есть, мы понимали, что мы играем концерты раз в неделю, что на нас приходят 100-150 человек. Для маленького клуба это, в общем-то, аншлаг. На большие концертные точки мы выйти не можем. Мы подошли к тому барьеру, когда мы поняли, что надо вкладывать бабки. То есть, условно, продавать квартиры, чтобы снять клип, чтобы запустить его в ротацию на тогдашнем MTV, запустить несколько новых хороших песен в ротацию на FM-диапазоне. Но на тот момент наши бас-гитарист и барабанщик почему-то приняли решение, что гитарист нам больше не подходит. Моя вина в том, что я как-то пустил это на самотек. И на очередной репетиции меня просто поставили перед фактом: у нас новый гитарист. Я сказал: «Окей». Наверное, мне не нужно было так говорить, нужно было на тот момент распустить группу, просто вот взять ее и распустить. Мы начали работать с новым гитаристом. У нас пошел другой репертуар, немножко в сторону больше замороченного фанка. Записи именно с этой программой мы, к сожалению, в истории не оставили. А, может быть, даже и к счастью. Но потом - поскольку у меня нет прямого музыкального образования, я до всего доходил сам, профессиональные вокалисты поймут, я все время орал связками - в какой-то момент у меня просто началось не смыкание связок. И мои коллеги по цеху, мои музыканты, смотрят на меня и говорят: «Макс, ты, в общем, хорошо играешь на гитаре, давай ты просто будешь вторым гитаристом, и мы возьмем другого вокалиста». Я сказал: «Все, ребята, до свидания, я распускаю группу. Все, Haymaker больше нет». Мне сказали: «Окей». Я не думал, что это будет так легко. Я просто собрал свой микрофон, забрал свою гитару, потому что мы уже ходили играть в две гитары, и ушел с репетиционной базы. И больше никогда там не появлялся.

- Ну, довольно печальная, конечно, история. Потому что классная была группа.

- Классная была группа. Но ты знаешь, это была, как я ее называю, группа студенческой поры. Мы, видимо, достигли какой-то своей вершины, и дальше - все, дальше был потолок. Нужно было либо вкладывать большое бабло, либо расходиться.

- Хочу тебе сказать, что похожий итог, он ждал практически все команды, которые в середине 90-х составляли вот эту самую альтернативную сцену. Кто-то раньше, кто-то позже, кто-то мучительно, кто-то легко. Кто-то возрождался, кто-то нет. Но ни одна команда из тех - вот вы собирали 100-150 человек, а кто-то собирал 500, а кто-то за тысячу - ни одна до наших времен не дожила и не стала большим коллективом.

- У моего хорошего друга, писателя-фантаста и сценариста, который работал над сериалом «Троцкий», Руслана Галеева, есть замечательная книга «Ковчег». Как раз вот об этой атмосфере и об этих рок-группах 90-х годов. И там даже про меня немножко упоминается. Я это к чему – у него есть замечательная фраза: мы поколение вroken flowers, поколение сломанных цветов. Мы начали что-то делать, но у нас ни черта не получилось. Потом люди ушли в другие команды, другие проекты, другие профессии. Я точно знаю, что Ринат Конешев, наш бас-гитарист, потом начал работать с Паштетом. Леша Савельев, барабанщик, пять лет назад его видел, работает с хором Турецкого. Он очень хороший барабанщик, он очень крутой барабанщик. Миша Тупаков, наш замечательный гитарист, я так понял, завязал с музыкой, ушел в бизнес. Я на тот момент фактически сменил профессию, ушел из музыки в кино и телевидение. Ну, а потом была другая история.

- Потом была другая история, мы сейчас тоже про нее поговорим. Но для начала, для начала я бы хотел забежать назад.

- Да, я сейчас просто покроюсь холодным потом, слушая этот трек. (смеется)

- 1994 год, это было еще до всех Haymaker. Мы сделали на радио «Ракурс» концерт группы «ЛУна».

- «ЛунА», «ЛУна», какая разница?

- Нет, ну это большая разница.

- Хорошо, «ЛунА».

- «ЛунА». Ну, хорошо, поехали. «Колыбельная Средиземья» называется эта вещь. Послушаем, а потом обсудим.

- Эта вещь называется «Колыбельная Средиземья», 94-й год. Это еще, как мы выяснили, до Haymaker. Макс, этот концерт тогда назывался «Вечер с Толкиеном». Что это было?

- Что это было? Это было ужасно, во-первых. (смеется)

- Ну, это другой вопрос. Что это в принципе было?

- Если я Haymaker назвал студенческой группой, то группа «Луна» - это была как раз школьная группа. Мы собрались еще в 9-м классе. Мы начали что-то играть и так далее. Ты как раз попал на радио «Ракурс», и я притащил вот этот свой первый проект. Мы вообще не умели играть, но что было важно, и почему я тепло отношусь к этому проекту – это были первые песни, которые я начал писать. В тот момент я прочел «Властелина Колец» и заболел этим до сего дня. Поэтому у меня огромное количество песен именно на тему «Властелина Колец». Как раз первые экзерсисы, они как раз были в группе «Луна».

- Вот здесь вот проявилась впервые тема, которую ты потом, через несколько лет после Haymaker, стал развивать в проекте, который для тебя оказался наиболее известным – группа Hobbit Shire.

- Да, он оказался наиболее известным и коммерчески успешным на тот момент.

- Ты заработал на нем?

- Ты знаешь, да. Раз в месяц мне приходит в районе 5 рублей за роялти, то, что наши альбомы выходили официально на рекорд-лейблах: «О, Hobbit Shire меня до сих пор кормит, пойду куплю себе сигарет».

- Про Hobbit Shire. Я так понимаю, никого из Haymaker там не осталось? Это совершенно новые музыканты, новые люди?

- В этот момент я познакомился со своей будущей женой. И мы что-то сидели, я ей спел вот как раз «Колыбельную Средиземья». Она говорит: «Максон, дай спеть. Давай ты сыграешь на гитаре, а я спою». Я тут же от руки написал этот текст, чтобы ей было удобней. И вот она спела, я сыграл, и понял, что начинается какое-то общее перерождение, и это снова вырастает в какую-то рок-группу. Так появился Hobbit Shire.

- Ну вот, давай послушаем, как это стало в группе Hobbit Shire. Та же вещь - «Колыбельная Средиземья».

- Группа Hobbit Shire. Все та же вещь - «Колыбельная Средиземья». Какой это год, Макс?

- А-а-а, 2004.

- То есть прошло как раз 10 лет после того, как на «Ракурсе» эта вещь звучала в исполнении группы «Луна».

- Слушай, 10 лет? Ни фига себе! А, ну да. Потому что в тот момент, когда развалился Haymaker, я фактически ушел в музыкальный театр, ушел на телевидение. С рок-н-роллом, на тот момент мне казалось, все закончилось. А оно как-то бац - и снова переродилось. Причем как бы переродилось в новом качестве. Как поется в одной из наших любимых песен: «Карл решил пойти на эксперимент, Карл нашел в себе силы сменить инструмент». Если в Haymaker я был фронтменом и вокалистом, то в Hobbit Shire я стал автором и гитаристом.

- А здесь же такой был состав, по-моему, скрипка у вас была, какие-то еще интересные инструменты?

- Ну, мы вообще как бы ворвались именно в фолк-рок тусовку. У нас была волынка, у нас была флейта, у нас была скрипка. Мы очень импровизировали с клавишными инструментами. Если в Haymaker это был такой жесткий, гитарный рок-состав, то здесь мы прямо вот решили творить музыку, писать эпичные полотна. Нам удалось, еще раз повторюсь, ворваться в фолк-рок тусовку и делить одну сцену с «Тролль Гнет Ель», «Оргией праведников», «Тинталом», «Домом Ветров», «Мельницей». То есть, мы все друг друга знали и постоянно играли совместные концерты.

- Но, тем не менее, как будто ваше название предполагает, что ваша аудитория, по определению – это вот те же самые толкиенутые, потому что, мне кажется, немногие готовы слушать всерьез про эльфов и хоббитов, если они не в этой теме.

- Да, соглашусь. Но на тот момент нам этой аудитории хватало, потому что ее было, именно в начале нулевых, очень много. Поэтому собрать большой концерт на 500-600-700 человек, это было просто, как сейчас говорят, «на изичах». Нам достаточно было расклеить афиши, разбросать по рукам флаера, и мы собирали аншлаг.

- А вот эта фолк-тусовка, она тоже ходила, спокойно воспринимала эту толкиеновскую тематику?

- Да. Мы потом начали немножко разделять, больше уходили как бы и в ролевое движение, в реконструкцию, расширять диапазон тем, на которые мы пишем музыку и песни. Если первый альбом Hobbit Shire был абсолютно толкиеновский, то второй и третий - это уже было ближе к такому фэнтези-року.

- Давай послушаем, как это звучало. Ты подготовил, концертную, как я понимаю, запись Hobbit Shire? Почему ты не альбом принес, а концерт?

- Ну, альбомы, они есть в сети. Все их могут послушать по первому запросу даже на Яндекс. Музыке, это не проблема. А вот это как бы… Знаешь, у тебя же была программа «Редкая Птица» на «Ракурсе»?

- Да. Ты в нее ходил, кстати, иногда.

- Да, я в нее иногда ходил. Ну вот, давай сейчас устроим маленькую «Редкую птицу». Потому что именно эта концертная запись, почему она мне так дорога? Потому что записали ее случайно, и это был, на самом деле, один из наших самых больших опен-эйров. Когда мы приехали на полигонную ролевую игру по «Варкрафту», там установили сцену, там установили аппарат, и в районе двух тысяч человек стояли около сцены и пели вместе с нами наши песни. Ну, это был, на самом деле, основной хитяра Hobbit Shire – «Перекресток Миров».

- Давай-давай.

- Группа Hobbit Shire, «Перекресток Миров». Запись, какого, Макс, ты говоришь, года?

-2006-го.

- Я посмотрел, перед тем как мы с тобой сели поговорить, ВКонтакте есть группа  хоббитшировская, там народ чего-то ждет до сих пор.

- Ну, представляешь, спустя 15 лет они еще чего-то ждут.

- А могут дождаться чего-нибудь?

- А, знаешь, они чего-то перманентно дожидаются. Поскольку сейчас пришло время цифровых технологий, а у меня теперь дома есть маленькая студия, о которой я тоже мечтал 15 лет, мы перманентно с Леной записываем какие-то треки и в эту группу выбрасываем.

- А это Hobbit Shire или это просто Самойлов-Широкова?

- Ты знаешь, это Самойлов-Широкова, потому что, я скажу так, Hobbit Shire – это четыре человека. Это Лева Зарицкий – клавишник, это Ваня Васильев – скрипач, это Макс Самойлов – гитарист, и Лена Широкова – певица. Волею судеб мы разосрались настолько, что мы больше никогда не встретимся вместе, вчетвером. Поэтому я никогда свои новые треки, которые я до сих пор иногда пишу, не назову Hobbit Shire, даже если это поет Лена.

- Понятно. Три альбома, ты говоришь, вы выпустили. Можешь коротенечко про каждый рассказать, они же, наверное, эволюционировали один от другого?

- Ну, первый был абсолютно такой, - нам очень хотелось написать эпичное полотно. Поэтому мы привлекли огромное количество инструментов, но нам не хватило силенок и знаний правильно это свести. И он немножко детский получился.

- Но он при этом, ты говоришь, самый толкиеновский?

- Да, он абсолютно самый толкиеновский. Там только на тему «Властелина колец». Второй альбом, который назывался «Фэнтези-Рок – 2», там состав музыкантов немножко поменялся. Поменяли барабанщика и басиста. Уже более взрослый альбом получился. Третий альбом у нас вышел на переломе, когда мы как раз дико поссорились с Левой, нашим клавишником, который в основном нам делал аранжировки. В чем-то мы потеряли, но мы прибрели в том, что стали немножко другими. Мы стали более жестче, более такие, скрипично-гитарные. Плюс к тому, там звучит жесткая электроскрипка. И самое интересное, мы в 2005 году специально писали его на аналоговую пленку.

- Жесткая электроскрипка, это типа зафузованная что ли?

- Смотри, ну, ты представляешь себе электроскрипку? А Ваня на тот момент еще купил гитарный процессор. То есть, грубо говоря, мы играли в две гитары, просто второй гитарой была электроскрипка.

- Знаешь, про какую вещь еще хотел спросить? Про «Вересковый Мед». Она какой-то такой, полукультовый статус носит, но не все знают, что это вообще песня Hobbit Shire, ее часто с «Мельницей» путают.

- Да. К сожалению, в одной из музыкальных групп, где можно размещать музыку, я постоянно нахожу, что песня «Вересковый Мед» идет под авторством «Мельницы». Песня «Баллада о Вересковом Меде» - это перевод Роберта Бернса Маршака, музыка Макса Самойлова, моя, исполнена она группой Hobbit Shire.

- Ну, проект Hobbit Shire тоже уже вдали. Чем ты после этого с музыкальной точки зрения занимался?

- Я повесил свои три гитары на стену, и почти 10 лет это все пылилось. Потому что в 2009 году я попал на один из телеканалов, причем со стороны стаффа. Поскольку у меня режиссерское образование, пошел на Высшие режиссерские курсы во ВГИК, считай, получил вторую профессию, и до сих пор я, в общем-то, занимаюсь кино и телевидением. Но совершенно внезапно я познакомился с интересными ребятами, которые как бы к моей музыкальной культуре не имеют никакого отношения. Ну, в смысле, к рок-н-роллу, року, блюзу. Они рэперы. И ты знаешь, они меня чем-то цепанули, потому что сам проект у них называется Stalker Blues. Опять же, расскажу такую коротенькую историю. Люди, которые в конце 90-х - начале нулевых занимались ролевыми играми, исторической реконструкцией, то есть, бегали с мечами, делали доспехи, сейчас большинство из них переродились в страйкболистов. Поэтому сейчас огромное количество людей загоняются «Сталкером». Когда я познакомился с этими рэперами, я сам написал, начали общаться, потом я проговорился, что, в общем-то, неплохо играю на гитаре, он говорит: «Братан, слушай, а запиши мне пару треков». Я говорю: «Давай. Ради бога». 2021 год, мы с ним еще ни разу не виделись лично. То есть, мы общаемся по сети, мы общаемся в социальных сетях. Он мне присылает какие-то треки: бит, читка, басы и так далее. Я в своей студии выставляю это в мультитрек, записываю гитару, отправляю ему. Он отправляет это куда-то во Владивосток, где это все сводится. Полная цифровизация мира. Ты понимаешь.

- Ну, давай слушать. Давай слушать, что из всего этого получается. Мне самому интересно.

- Давай.

О музыке в видеомонтаже и в плеере Максима

- «Путь Сталкера». Еще раз, как проект называется? Представь его правильно.

- Stalker Blues.

- Stalker Blues. Слушай, это какой-то не страшный рэп.

- Может быть, даже это и не рэп.

- Я вполне могу представить, что это под акустическую гитарку в кругу друзей можно сыграть.

- Да, так и происходит иногда. Дима выезжает на полигон и поет свой репертуар.

- Мне, на самом деле, скорей понравилось. И гитара твоя здесь очень в кассу.

- Как сказал автор Stalker Blues: «Без твоей гитары, это был трек обычный. С твоей гитарой стал эпичный».

- А вот теперь как раз домашняя заготовка про песню «Меломан» Константина Кинчева.

- Давай.

- Я как раз хотел сказать, что коллаборация между рэпом и роком – это не новая вещь. Вот как раз тогда это сделал Костя Кинчев, в 1985 году.

- (вместе) «Вот теперь пою песню в стиле рэ-э-э-п».

- Да, так и есть, так и есть.

- Ты уже сказал, что сейчас занимаешься профессионально видео, телевидением. Насколько тебе твой музыкальный опыт в этом помогает? Или никак?

- Ну, во-первых, музыкальный монтаж никто не отменял. К куче видосиков в интернете музыкальной подложкой подкладывают какой-то трек, и видеоряд с этим вообще никак не совпадает. А есть сильные доли, слабые доли, есть драматургия, есть какое-то провисание, есть какая-то динамика и так далее. Я постоянно даю какие-то мастер-классы по режиссуре монтажа молодым ребятам. Говорю: «Ребят, музыка – это еще один глобальный инструмент, который вы почему-то не используете».

- Слушай, я вот сейчас подумал, это не заготовка, ты клипы не хотел бы снимать?

- Я перманентно снимаю. Даже порой делаю это совершенно бесплатно. Если мне нравится артист, я просто говорю: «Давай, я тебе сниму клип».

- Слушай, а ты знаешь, что сделай. Вот мы сейчас оцифровали кучу всяких старых Haymaker. Возьми какую-нибудь самую четкую вещь, сделай на нее клип, запусти в Ютуб. Посмотришь, сколько десятков тысяч просмотров будет.

-Ну, посмотрим, посмотрим. Вопрос, конечно, какой видеоряд туда давать, потому что архивных видеозаписей у нас практически нет.

-Не-е-т, какой-нибудь такой видеоряд.

- Ну, ты забросил зерна сомнения в мою голову, мне надо посидеть, подумать.

- Это не сомнения, это должно быть творческое зерно, из него что-то вырасти должно.

- Считай, ты его полил, оно потихонечку начало расти. По крайней мере, оно пустило корни.

- Отлично. Скажи, что ты сейчас слушаешь, какую музыку?

- Ты знаешь, классику никто не отменял. Дело в том, что и классику-классику, и классику рока, я как был приверженцем рок-волны 70-х и 80-х, я так это и слушаю. Скажу откровенно, мой сын познакомил меня с Оксимироном, и мне он очень понравился. Но я не скажу, что он постоянно находится в моем плейлисте. А так я, на самом деле, лазаю по всяким музыкальным группам и ищу всякие молодые команды, которые такие же, как мы были 25 лет назад.

- Находятся?

- Ты знаешь, находятся. Поскольку сейчас, в основном, балом правит, действительно, рэп, я думаю, это из-за такой, внутренней лени молодых людей. Потому что взять гитару, сесть на метро, поехать на репетиционную базу, собрать команду, чтобы всем было удобно – это сейчас практически невозможно. Либо нужно привлечь такое количество внутренних сил, что, видимо, у молодых людей этого мало.

- А ты какой платформой пользуешься, чтобы музыку слушать? Она у тебя в чем?

- Она у меня в телефоне, она у меня в ноутбуке. 

- А всякие Spotify, Яндекс. Музыки, вот эти сервисы рекомендательные используешь?

- В редких случаях. Я в этом отношении остаюсь старым грибом, я знаю, где найти хорошую музыку. Я туда захожу и нахожу. На самом деле, есть хорошие молодые рок-группы, которые цепляют. Есть ребята, которые берут гитары в руки и собираются в рок-команды.

- Макс, спасибо, что пришел. Мы сегодня слушали концерт группы Haymaker на радиостанции «Ракурс». Мы  завершим еще одной вещью, которая называлась «- 900 по Фаренгейту», Zero. Мне кажется, что даже несмотря на то, что, как я сказал, Haymaker была звезда такая, короткоживущая, но она была чертовски яркая. Мне было приятно это послушать, мне было приятно с тобой сегодня пообщаться. Хочу, чтобы у тебя твоя музыкальная история не заканчивалась, и творчество твое в эту сторону развивалось точно так же, как оно развивается, я уверен, в твоей профессиональной области.

- Спасибо тебе, что позвал. Спасибо тебе за эти эмоции. Потому что, реально, 25 лет спустя, как будто этих 25-ти лет и не было. Как будто мы сидим в студии радиостанции «Ракурс», и дальше выйдем на «Бауманскую» и пойдем пить портвейн.