Выпуск #30 "Сердца"

- Всех приветствую! У микрофона Сергей Рымов. И с самого начала, как мы начали подкаст о концертах на радио «Ракурс» «Живьем. Четверть века спустя», мы получали вопросы - будет у нас группа «Сердца» в подкасте, будет у нас Денис Бургазлиев в гостях? Ну, мы, естественно, говорили, что будет, и мы не наврали – Денис в гостях в студии подкаста. Денис, привет! Группа «Сердца».

- Всем привет! Денис Бургазлиев в гостях. Я очень рад. Спасибо за приглашение, с удовольствием принимаю участие в программе.

- Скажи, два концерта было, 94-й и 95-й год, сохранились какие-то воспоминания?

- Первый я плохо помню. Второй помню очень хорошо, от и до. Наверное, потому что у меня есть запись, я ее иногда слушаю.

- А запись первого концерта не сохранилась у тебя?

- У меня - нет.

- Ну, что же, тогда начинаем мы, естественно, с первого концерта, 94-го года. Поэтому давай, будем слушать то, чего ты не помнишь, и что ты сейчас будешь вспоминать.

- Вот так мы начинаем наш подкаст. Это не была первая песня на том концерте. Но, наверное, первая из тех, которые так, более-менее, прилично звучат. В начале звук отстраивали. (смеется)

- Мы так быстро играем ее. Мы, видимо, себя сдержать не могли. Никто не мог сдержать. Поэтому я сразу предаю привет барабанщику Роману Истратову, гитаристу Алексею Шаталову. Бас-гитариста с нами нет, он ушел от нас в 16-м году. Александр Чебышев, память тебе вечная, мы тебя помним, любим и до конца своих дней будем вспоминать те прекрасные дни и годы.

- Денис, а с Романом и Алексеем продолжаешь общаться?

- Да, я продолжаю с ними общаться. И вот сегодня я как раз и с Алексеем переписывался, и с Романом. С Алексеем меньше, а с Романом - постоянно.

- Ну, вот он как раз тут такой бешеный темп задал.

- Он задал бешеный темп, ну, мы себя сдержать не могли. Я чувствую, что так переполняли нас эмоции и энергия, что это было невозможно. Я понимаю, у меня память какая-то на мышечном каком-то уровне откликается во мне. (смех)

- Денис, ну, в общем-то, наверное, тебя больше знают как актера. Но, на самом деле, я тебя очень хорошо помню как музыканта. На сцене 90-х годов группа «Сердца» была явлением таким - ни на что не похожим. Когда ты начал заниматься музыкой?

- Ну, музыкой я начал заниматься еще в старших классах, в школе. Сначала, когда я играл в школьном ансамбле, как-то это было все довольно вяло. Меня оттуда быстро выгнали, но меня как раз подобрала группа Александра Чебышева, басиста. Они пригласили меня туда гитаристом, я был самый молодой. То есть я был девятиклассник, а они все учились на первом курсе института.

- А это уже была группа «Сердца», или это была…

- Нет, это была группа Саши Чебышева, они играли такие… У них было много композиций в стиле регги, потому что, например, в Москву приехала UB-40 и произвела на них какое-то неотразимое впечатление. Нео-романтику они такую играли. Я к ним присоединился, играл на гитаре, а потом, совершенно неожиданно, стал руководителем этого коллектива. Я стал их дисциплинировать, собирать на репетиции.

- Ну, ты и песни стал при этом писать или просто стал организовывать?

- Да, мы начали исполнять мои песни. Я написал три или четыре песни, которые вот та группа исполняла.

- А правда, что ты и на саксофоне тоже научился играть?

- В институте уже, да. Там была такая история, связанная с Чарли Паркером и со знаменитой вот этой повестью «Преследователь» Кортасара. Я вдруг неожиданно прочитал, будучи первокурсником, что Чарли Паркер родился точно в тот же день, что и я. Там все вот так вот совпадало, и я думаю: надо на саксофоне попробовать поиграть. И мы купили саксофон, и я стал на нем учиться и быстро выучился, довольно-таки. Времени совсем не было, играл я дома, в шкафу, где висели мамины шубы и папины пальто. Я какой-нибудь рукав так запихну, и играл. И вот однажды ко мне пришел мой однокурсник Даня Гинкас в гости и увидел, что возле шкафа стоит открытый чехол от альт-саксофона, и там лежит саксофон. И он сказал: «Какой красивый саксофон, похож на паровоз. А почему он здесь, возле шкафа?»  Я говорю: «Я играю в шкафу». – «Ты играешь в шкафу?» Я говорю: «Да». Он говорит: «Над этим надо подумать», и написал пьесу «Лысый брюнет». (смех)

- То есть это реально был толчок?

- Да. Он написал пьесу «Лысый брюнет», как человек живет в шкафу.

- Но саксофон ты потом уже не использовал?

- Я не использовал саксофон, но мне разрешили в театре на нем играть, в нескольких спектаклях.

- И на гитаре сам научился играть?

- Я научился сам, да.

- Когда толчок такой, первоначальный - вот ты взял гитару, начал что-то подбирать, пытался что-то сделать - ты на кого-то хотел быть похожим из музыкантов, или это какой-то порыв души был, выплеск, который невозможно было сдерживать?

- Это был порыв, потому что мой близкий товарищ играл на гитаре, и я видел просто, когда мы старшеклассниками попадали в какую-то компанию, что сразу в центре компании оказывался человек, у которого в руках гитара.

- И девчонки по-другому смотрят?

- Да не только, и мальчишки тоже. Скрежет зубов, но смотрят. (смех) Вот. И я попросил его, чтобы он меня научил, и он меня научил в результате. Он учился на виолончели, играл на всем, мультиинструменталист он был. И он научил меня играть на гитаре, научил неправильно, в результате. И я вот до сих пор играю на ней как бы неправильно, на этой гитаре. Он как мог, так и научил.

- Как на виолончели? (смеется)

- (смеется) Ну, нет, слава богу, не как на виолончели. Но можно было бы, я думаю. (смеется)

- Ну, вот в этих компаниях юношеских, какие песни ты играл и пел?

- Много пел «Кино», песни группы «Кино». Они мне нравились, во-первых. Они были простые, их все знали, то есть сразу подхватывали, и «Восьмиклассницу», и «Алюминиевые огурцы». Потом я стал потихоньку петь «Аквариум». Естественно, уже потом, когда я первый раз увидел «Звуки Му», то уже потихонечку и «Кино», и «Аквариум»…

- Отошли на второй план?

- Да.

- Ну, мы об этом поговорим еще. Давай теперь к 95-му году, к концерту, мы уже услышали 94-й, а теперь 95-й. Я выбрал сейчас такую вещь, которая, как мне кажется, очень сильно изменилась с точки зрения аранжировки между 94-м и 95-м годом. Называется - «Нету».

- «Нету», группа «Сердца». Мы только что слышали запись концерта 95-го года. Денис Бургазлиев у нас в гостях, в студии подкаста «Живьем. Четверть века спустя». Денис, давай теперь уже к группе. Как она собралась? Ну, вот мы поняли, сначала ты пришел к Саше в группу, потом тебя, не знаю уж, выбрали, сделали руководителем. А как потом «Сердца» -то из этого всего вышли?

- Мы поиграли-поиграли с этой группой. Нас очень поддерживала комсомольская организация, потому что у нас шефами был университет Патриса Лумумбы. И они вдруг нам подтянули шикарное оборудование для репетиций. Они два усилителя нам привезли, мне дали новую гитару югославскую, ударную установку новую, и еще чего-то, чего, я не помню. Мы стали по каким-то ЖЭКам играть, короче, какая-то райская жизнь наступила. А потом я поступил в институт, и все кончилось. Потому что времени у меня не было вообще, программа очень плотная была, я стал уже в театре работать, прямо с первого курса. Но все эти четыре года, пока учился, я мечтал, мечтал, мечтал, я сразу же поставил себе задачу - как только закончу институт, я сразу же соберу собственную группу.

И действительно, как только я закончил институт, я сразу же стал собирать собственную группу. Я пригласил Романа Истратова барабанщиком. Он учился на год младше меня в школе и играл на барабанах с класса 7-го, наверное, уже. Учился в джазовой студии, мне с ним было все понятно. Я пригласил Сашу Чебышева, потому что он был басистом в этом коллективе. Он уже к тому времени закончил свой 1-й медицинский институт, он уже был лечащим врачом, работал в поликлинике какой-то. И я понял, когда мы стали репетировать втроем - я уже несколько песен написал - что я не могу одновременно петь, играть на гитаре и еще пританцовывать что-то - тяжело. Мы стали искать гитариста. К нам приходили - по друзьям, по знакомым мы искали гитариста – парни разные, и мы не могли ни на ком остановиться. И вдруг кто-то сказал: «Знаешь, там вот, по соседству, есть такой парень, он играет в разных группах. Он к вам придет, Алексей такой, кличка у него Шатл». И вот пришел этот безумный Шатл, который был младше нас, наверное, лет на пять. И он когда заиграл, я понял: все, вот это то, что надо.

- А в чем безумие?

- Он был ориентирован на альтернативу уже тогда, он не разменивался на всякие. Он слушал Cure, он был в курсе, что такое Jane’s Addiction. Он мог играть в любом стиле, он слегка перегружал гитару, мне это понравилось. И он вписался прямо к нам в коллектив, и мы стали делать программу. Программа состояла из десяти песен, мы репетировали ее очень и очень долго. Мы репетировали ее практически год, эти десять песен, она была безупречна. И очень трудно мне было уговорить, например, того же Александра Чебышева на то, что необходимо давать живые концерты, что это самый кайф. Сидеть репетировать или записываться в студии я, например, до сих пор не люблю, мне не нравится и скучно. Вот. А это – самое оно. А он никак, никак, никак. Но потом, когда он вышел на первый концерт, после того, как он поймал этот кайф, он уже мне регулярно звонил и говорил: «У нас не намечается следующего концерта?»

- Ну, про концерты. Концерты были где?

- Первый концерт был на «Улице Радио», мы играли вместе с «Битмейкерс». И так сложилось, что на следующий день мы уже играли в дискотеке «Пилот».

- Как так сложилось? В «Пилот» вообще попасть непросто было.

- Меня пригласили как актера, у которого рок-группа. Потому что там рулили люди, которые были связаны. Это была Табакова организация, да?

- Да-да-да, Антон Табаков держал.

- Да, Антон Табаков держал, а ведущей у него была такая девушка, которая училась вместе со мной в школе-студии МХАТ, постарше. Она была ведущей, и она приглашала различных гостей. И вот между дискотечными номерами они дали нам отыграть полностью сет, и мы играли. Там было очень много людей, да вся Москва была.

- Мне кажется, в «Пилоте» вообще любой вечер был битком, даже несмотря на то, кто выступал. А если уж там были какие-то реально околозвезды или звезды, то тогда там хвост выстраивался – фиу. (свистит)

- Они - с большим интересом, нас очень хорошо принимали.

- А у тебя, кстати, музыка, я бы не сказал, конечно, что она танцевальная, но ее нетанцевальной тоже нельзя назвать.

- Там дергался кто-то, дергался, у меня есть запись этого концерта в NTSC, японской системы, нормальная. Мы отлично там сыграли. Там было много людей, для второго концерта начинающей группы - прямо много. Непривычно все это было, не было концертов тогда, не давали люди концертов. Ну, негде было нам играть, поэтому это было такое, ответственное мероприятие. Ребята сыграли безупречно, там безупречно сыграно все.

- А как, кстати, название «Сердца» появилось?

- Это Петя Мамонов придумал. – «Петро, я вот рок-группу собираю, как думаешь, как назвать?» У него тогда была английская волна, он тогда только по Англии середины 60-х прикалывался. Он тогда носил твидовый пиджак, я ему табак привозил английский из-за границы, в подарок. Трубку курил, вот это вот все у него было английское. «Энималс», «Кинкс», «Троггс» – такая вот хорошая, хулиганская середина 60-х. Он говорит: «Надо назвать так, чтобы было по-честному, и прямо вот  - «Сердца»!»

- Давай поедем дальше, опять в 94-й год, и задержимся в этом концерте. «Виктор Палыч» - вот такая вот, совершенно распрекрасная, на мой взгляд, вещь, о ней мы тоже отдельно поговорим. Группа «Сердца», Денис Бургазлиев в гостях.

- «Виктор Палыч», группа «Сердца». Денис, вот такая вещь, классическая зарисовка. Как вообще песни у тебя рождались? Здесь вот прямо это фотография такая.

- (смеется) По прошествии многих лет все-таки Виктор Палыч, он остался…

- Это реальный человек?

- Это реальный человек, он не ходил в свитере и не ездил на байдарке, имя просто взято, он мой сосед по лестничной площадке. Он просто приходил ко мне все время в поисках опохмелиться. Он ко мне стучался в 5 утра, в 6 утра стучался ко мне в дверь. Его звали Виктор Иваныч, но когда он представился мне - я спросил: «Вас-то как зовут? Вас как зовут?» - он сказал: «Выор Ыауч». Я подумал, что он - Виктор Палыч, и это сочетание как-то осталось у меня в голове, я использовал «Виктор Палыч» в этой песне. Надо сказать, что до сих пор это хит номер один группы «Сердца», он любим народом. И мне передавали записи какие-то, видео, где люди какие-то, мне незнакомые, ее исполняли здесь, на Арбате. Это одна из тех песен, их не так много, которые написались сразу, от начала до конца. За полчаса она была от и до написана. Вот есть такая песня «Булки с маком», есть песня «Телеграмма», которая написалась сразу же, от начала до конца. Вместе с музыкой, сразу же - это редкий случай.

- Какие долго писались и почему?

- Ну, «Осень» долго писалась. Ну, я над стихами просто думал долго. Заморачивался с рифмами, со смыслом и так далее, очень много менял. Менял четверостишия местами и так далее.

- А сначала музыка тебе приходит?

- По-разному. В основном, сначала стих, сначала слова.

- А, по-моему, вот уникальный случай, если я не ошибаюсь – вы запись сделали раньше, чем начали выступать, да?

- Да. Мне кажется, да.

- Потому что я помню, что точно совершенно - с «Битмейкерс». Я был тогда на «Улице Радио», это был наш любимый тогда клуб, всех, кто на радио «Ракурс» работал. Это, кстати, тоже 94-й год был. И, по-моему, там же ваш директор, сейчас не помню, к сожалению…

- Андрей Романенко.

- Да-да-да, он тут же, значит, мне сразу это дело вручил. Андрей Качанов, по-моему, нас познакомил, и эта кассета к нам поехала на радио и потому уже оттуда, с радио, просто не вылезала.

- Почему-то бытовало такое мнение, что сначала надо сделать запись. Вот, ребята, сначала сделайте запись, а потом мы начнем уже организовывать концертную деятельность. Мы будем раздавать всем записи, нас будут приглашать. Мы сделали эту запись при помощи моих близких друзей, которые занимались тогда, в 90-е, бизнесом. Я получил с них безвозмездно деньги, и мы записали у Кутикова в студии вот эти десять песен, на лучшей тогда в Москве аппаратуре.

- Она звучит отлично.

- Да, там работали звукоинженеры, это серьезная студия. Она находилась на Варшавском шоссе, прекрасное оборудование, прекрасные кабины. Там была настоящая, действующая студия звукозаписи, с большой буквы.

- Девушки-бэк-вокалистки, по-моему, там были у вас?

- Я приглашал, да. Они до сих пор выступают, у них есть такой квинтет, до сих пор они даже гастролируют.

- А клип на песню «Цирк» как появился? Я, кстати, не знал, по-моему, раньше, что он был.

- Мне почему-то показалось - ну, что-то как-то захотелось - надо дальше развиваться. Опять же, 90-е годы – это одни и те же люди, одни и те же клубы, все - одно и то же. Никакого развития, нет музыкального телевидения, нет какой-то возможности. Как будто ходишь по замкнутому такому пространству, и ходишь, и ходишь. Я думаю, ну вот, у меня есть знакомые люди, у которых есть камеры, которые занимаются кино, телевидением, надо снять ролик, ну, попробовать хотя бы. Ну, снимем, чтоб хоть чем-то заниматься. Вот собрались, сняли за тысячу долларов ролик. Вот так он и появился.

-Его реально крутили, или он просто остался в домашних видеотеках?

- Нет, ну почему? Его брали.

- Брали?

- Его показывали в «До 16-ти и старше».

- Ух, ты!

- И в «Программе А», и в каких-то еще музыкальных. Сейчас не припомню, но его показывали. Я помню, даже сам эту кассету «Бетакам» отдавал. А так снимали мы на Поварской, в театре Анатолия Васильева, на разных этажах. Одну из комнат нам дали, где такой балкончик, где меня подвешивают за ноги, поднимают.

- Да-да-да.

- Алексей там участвует Шаталов, Шатл. Вот с которым мы сидим, пытаемся жонглировать – это Шатл. Ну, ты его и так помнишь. Это я так, для сведения, если кто-то посмотрит. Очень трудно было, в плане информативности, донести до людей, что, например, там-то состоится наш юбилейный концерт, где нам год. Мы уже изломали, наш Андрей Романенко уже голову себе изломал, как это сделать. При вашей же поддержке это делалось, у вас же работала еще Катя…

- Да-да-да.

- …которая нам тоже очень помогала. Хотя я каким-то образом умудрился и вклинился как-то на радио «Максимум», при поддержке Саши Скляра, дай бог ему здоровья. С вами мы просто дружили и сотрудничали, потому что вы нас поддерживали. Вы поддерживали альтернативную музыку вообще московскую. Ну, «Московский комсомолец» тоже, честно говоря, он тоже привносил. Он составлял все-таки этот хит-парад, и мы в него попали, как клубная команда. Я помню, как сейчас, - на второе место, после «Мегаполиса», как самая перспективная.

- Давай послушаем еще одну вещь, про которую ты уже сказал, тоже написанную в один присест – «Телеграмма» или «Мне хорошо». Группа «Сердца».

- Ну, вот так вот, отлично было сыграно. Хотел спросить о лирическом герое. Ты поешь же не о себе, ты поешь о каком-то персонаже, которого ты строишь?

- Тогда не получится песни, у меня не получится песни, если я о ком-то буду…

- То есть ты все равно ассоциируешь себя вот с этим человеком, который на вокзал спешит?

- Конечно, конечно, если я себя на его место не поставлю, у меня не получится так. Я не могу смотреть через это… Я обязательно должен поставить себя на его место, обязательно.

- Но ощущение такое складывается, что ты поешь от лица человека такого, уже пожившего, с опытом, причем не обязательно хорошим, жизненным опытом. Но ты же по факту был выпускником института театрального?

- Да, но это так хорошо получилось, поэтому она и написалась за десять минут. У меня так хорошо получилось войти, я так его понял прямо. Я понял вот этого мужчину, который бутылки пошел выбрасывать, а потом на вокзал.

- А ты его видел где-то?

- Нет, я его так не видел, но я его как-то прочувствовал, я помню этот момент. У меня есть блокнот, где эта песня написана. У меня есть лист из этого блокнота, где она от и до написана без единого исправления.

- А почему ты в одном, даже не в одном, почему в тексте, который у тебя на сайте есть, о группе «Сердца», есть такая строчка – «это хорошо просчитанный попс»?

- А-а, это цитата чья-то, это не я сказал.

- Ты согласен с этой цитатой?

- Нет, я не согласен. У меня была стратегия определенная, я пытался просчитать. Вообще, я хотел, чтобы это было успешным, чтоб всем нравилось, в первую очередь, нам, чтоб мы кайфовали. Но мы-то кайфовали в любом случае, потому что мы это и играли. Но я бы еще хотел, чтобы народ врубался и получал от этого удовольствие, поэтому некоторые вещи я просчитывал. Ну, ребята же не выступали «кто во что горазд», я просил их одеваться определенным образом, да. Просил их на сцене вести себя определенным образом, чтобы все было достаточно статично, чтобы только я бегал, прыгал и так далее, чтобы это не отвлекало внимания.

Вот такие вещи просчитывались. Ну, не говоря уже о текстах и о музыке, потому что мы немножко утяжелялись, утяжелялись, утяжелялись, мы не могли не учитывать того, что происходило вокруг в мире в середине 90-х годов. Нас это воодушевляло, я стал мотаться за границу, я привозил эти вещи просто с собой. Нельзя было не слушать, не знать, что такое Jane’s Addiction, ее расцвет с Дэйвом Наварро, который на гитаре играл. Ну, естественно, с лидером Перри Фаррелом, удивительнейшим совершенно. Очень странная музыка какая-то, что это такое? Я услышал, я не понимал, что они играют. Я уже не говорю о Soundgarden, Тemple of the Dog, Alice in Chains, вот таких. И я понял, надо чуть-чуть, надо подкупать потихонечку педалек, да, надо чуть-чуть утяжелять, мы не можем дальше на чистом таком вот серфе существовать. Нам было интересно, нам в кайф просто было.

- А скажи, как-то с русским роком ты себя ассоциировал когда-нибудь?

- Я не ассоциировал себя с русским роком. Мне очень нравилось то, что все эти песни музыкально достаточно продвинуты были на тот момент, интересны, и все это происходило на русском языке. Вот это было прекрасно. Я так вот особо, чтобы встретить такого вот возраста команды, я вот так вот особо, чтобы меня что-то заинтересовало, не встречал. Ребята все-таки были старше. Петр Николаевич с последним составом «Звуков Му», вот когда Женя Казанцев был – это очень круто. «Грубый закат», да, - это очень круто. Это лучшая ритм-секция на тот момент в Москве, которая существовала, ну, лучшая. Эти песни, «Консервный нож», «Вырежу букву «К»», ну, я слушал. Мы выступали вместе с «Аукционом». Вообще, я сейчас думаю: ну, нормально - мы на разогреве у «Аукциона» выступали. (смеется)

- Да нормально.

- Нормально. Потом я подружился с ними. С Леней я дружу вот сейчас, да, а тогда - нет. «Вопли Видоплясова», вот эта команда, которая меня всегда, ну, настолько она всегда мне нравилась! Мне очень она нравилась, эта команда! Они все-таки были постарше, это другое поколение, это русский рок. Это вот которые в 80-е были, я себя к ним никогда не причислял.

- Да мне кажется, на самом деле, что ты перечислил группы, которые, в общем-то, формально, конечно, русский рок - и по времени  и по месту, и по языку – но, на самом деле, что «Звуки Му», что «Вопли Видоплясова», что «Аукцион», они как-то вот из этого перестроечного русского рока, они все-таки в стороне. Это другая музыка.

-Это другая музыка, но они - исконный русский рок, то, что мы называем «русский рок». Перестроечные я даже не беру, это какие-то странные такие, как потом оказалось, такие однодневные проекты. Я беру такие, которые остаются в памяти, которые мы будем помнить. Нужно сказать, если мы уже упомянули, нельзя нам с тобой не сказать и не вспомнить все-таки о  том, что 15-го числа не стало нашего товарища, нашего...

- Петра Николаевича.

- Петра Николаевича нашего, замечательного и великого. И мы понесли невосполнимую утрату. Я бы хотел воспользоваться случаем и выразить соболезнования нам всем. Кого-то это коснулось в большей или меньшей степени, меня это коснулось лично, потому что для меня это личное горе. Но нас всех, кто любит музыку, ее слушает, это коснулось и затрагивает в полной мере. Поэтому я выражаю всем свои искренние соболезнования в связи с этой утратой, потерей, его уходом.

- Давай послушаем песню, которая, на мой взгляд, это мое субъективное мнение - тебя же сравнивали, группу «Сердца» и тебя лично, с «Звуками Му», с Петром Николаевичем, где-то может быть и зря – но вот в этой вещи, мне кажется, очень чувствуется, что ты общался с Мамоновым, многому у него научился, многое у него взял.

- Группа «Сердца», Денис Бургазлиев в гостях у подкаста «Живьем. Четверть века спустя».

- Вообще хорошая песня, я что-то подзабыл даже ее.

- Отличная. У Мамонова тоже много вот таких вот бытовых зарисовок.

-Да, такая социальная картина, это хорошо получилось.

- И сыграно хорошо.

- Мне понравилось, да. Мы не очень много его играли на концертах, потому что я старался сделать очень динамичный сет всегда. И сил много забирало просто, требовалась подготовка физическая к такому выступлению, поэтому я его делал динамичным. А это был такой блюз тягучий, мы его обычно не играли.

- Хотел вот в продолжение разговора о Петре Николаевиче спросить. Чему ты как музыкант у него научился, и как актер?

- Как музыкант чему я научился? Ну, подходу к музыке. Он каким-то образом вот научился выслушивать такие вещи, показывал, указывал мне на них, которые вот просто так не услышишь. Ну, он жил постоянно в музыке. Мало того, что он был известным коллекционером музыки, пластинок винила, для него важен был не драйв как таковой, сам, а некоторые нюансы, отдельные вот ноты или отдельно что-то звучащее. Он музыку слышал не так, как я ее слышу, или, например, как ты. Я целиком композицию слушаю, она для меня единое целое, а он каким-то образом сразу ее раскладывал, он слышал ее уже разложенной, нюансами, как бы дорожками.

Вот Джеймс Браун – это был его любимый исполнитель - когда мы его вместе слушали, какой-нибудь Payback, он говорит: «А ты слышишь, как он? Вот слышал, он зацепил?» Я говорю: «Что он зацепил?» Он иголку переставляет: «Вот слушай, он вот здесь играет». А я слушаю: ну, Джеймс Браун, ну, у него там поддержка, там бас, само собой, гитара идет, фанк. А он услышал, что барабанщик что-то там зацепил в каком-то моменте. И давай свои песни то же самое. И добивается, и добивается, и добивается. Не получается, а он все добивается. Он музыку слышал по-другому. Как анатомию музыки - вот так он ее слышал. И пытался меня этому научить. Я старался, конечно, пытался, но я до сих пор слушаю по-другому. У каждого собственное восприятие музыки.

- А на сцене что удалось вот от Мамонова перенять?

- От Мамонова на сцене? Ну, у меня уже был больший опыт сцены, когда мы с ним пересеклись. Поэтому он многое спрашивал у меня, и так посматривал, потому что для него это было совершенно ново, когда мы вышли вместе в 91-м году в театре Станиславского. Он пробовал, насколько будет вот фидбэк этот. Это же не рок-концерт.

-Конечно.

- Насколько? Они сидят просто и слушают. Для него все это было удивительно, впервой. Вот он, вроде, на драйве, только у него не музыка, а текст, вот он говорит и двигается, вроде все, как обычно, а люди просто сидят и слушают. (смеется) И ему какое-то время понадобилось, конечно, чтобы к этому привыкнуть, но он кайфанул. Потом - у него мечта была, чтобы каждый спектакль был по его фигуре роли один в один, как предыдущий, он хотел добиться точности, как кинопленка. Он говорил: «Я хочу, чтобы все было, как кинопленка, чтобы все было без изменений, никаких импровизаций, один в один, как предыдущий спектакль, и такой же был последующий». Я говорю: «А в чем кайф-то? Вот смотри, ты можешь здесь так, здесь так». Он говорит: «Ты ничего не понимаешь». Он звал меня Дэнни-бой. Он говорит: «Дэнни-бой, ты ничего не понимаешь. Вот смотри, здесь я сделал так, и не выше, и не ниже, именно так я сделал плечом, и вот это для меня кайф». Я говорю: «Ну, давай, Петр Николаич, работай над этим».

- Да, конечно, очень большого человека мы потеряли, здесь нет двух мнений. Еще немного про твою актерскую работу мне хотелось  спросить. Это помогает в музыке или мешает, то, что ты овладел именно актерской профессией?

- Мне помогает. Ну, я не и разделял, в общем-то, актерскую профессию и музыку. Не разделял и не разделяю. Для меня все-таки музыка – неотъемлемая часть моей жизни, а кроме актерства я, собственно говоря, ничего и не умею, поэтому это единое целое. Но оно, естественно, помогает в каких-то там ситуациях. Касаемо, например, концертов, мне, наверное, полегче. У меня такая привычка, у меня так настроен организм, что я публику чувствую. Я понимаю, можно в сете даже заменить песни, я понимаю, что вот эту сейчас не надо. Чуть-чуть замедлить или чуть-чуть приподнять – это все мне подсказывает, например, актерская моя профессия. Я чувствую вот эту отдачу из зала, неважно, какой он. Это в театре происходит или в музыкальном клубе - неважно.

- Но то, как ты поешь – это же не актерское пение, это классическое рок-исполнение.

- Это классическое рок-исполнение, но я всегда, в любой песне пытался исполнить роль. В этом, собственно говоря, и был интерес. Если это песня «Телеграмма», то это вот такой человек, если это «Нелетний костюм» - то это уже немного другой человек, если это «Нету» - то это третий человек. Я все-таки старался, чтобы они были разными, чтобы было интересно.

- А вообще же не так много актеров, которые при этом еще являются действующими музыкантами? Не просто иногда выходят на сцену в сборных концертах, а имеют свою группу.

- Ну, мы их знаем. Гоша Кушенко, Паша Майков. Есть «Ломоносов», «Экибастуз». У Певцова, по-моему, тоже группа своя.

- Ну да. Гоша, может, и вот ты, я не знаю, исключение это, не исключение, но вот из таких, более-менее известных актеров, не очень много примеров.

- Гоша же - мой стариннейший друг, еще с института, мы же общаемся постоянно. Мы настоящие, очень близкие друзья. И у него группа постоянная, и они постоянно что-то записывают, он собственную студию организовал. И они постоянно играют где-то, постоянно. У меня, например, чтобы что-то сыграть, я собираю, естественно, коллектив. То есть у меня сборная, но я знаю, кто у меня будет играть на гитаре и так далее, и тому подобное. Мне надо с ними встретиться хотя бы на две репетиции, порепетировать, просто посмотреть вообще – как, что, к чему.  У меня немного другое к этому отношение, положение.

- Ну, давай продолжим с музыкой. В 95-й год переедем сейчас. Ты говорил, что стало потяжелее, что вы работали над вещами, и, мне кажется, сейчас будет очень хороший пример в этом смысле - песня называется «Приметы».

- «Приметы», концерт 95-го года. Ну, вот те, например, кто хорошо знает те десять песен, которые были записаны студийно, там же совершенно другая аранжировка?

- Да. Во-первых, очень сложно. Мне не нравится, мне не очень нравится эта песня, она какая-то недоделанная. А вот этот вариант, он вообще очень сложный музыкально, там много каких-то переходов. Мы заморачивались, мы не только утяжелялись, но мы еще работали над тем, чтобы как-то изменить там внутри эту структуру аранжировки и так далее. Ушла простота, но простота - она диктовала определенное музыкальное звучание. Такой вот серф, такой вот легкий, такой тяжелый какой-то, я даже не знаю, как это назвать.

- Но это полностью укладывается в то, что ты говоришь: движение в сторону сиэтлского саунда, Jane’s Addiction?

- Да, мы хотели бы. Да, мы хотели бы, но заморачивались. Я чувствую, что заморочено.

- А дальнейший-то материал, ведь он был, да? Вот после этих десяти песен, которые идеальные, потом появился новые. И, кстати, вот на этом концерте 95-го года мы послушаем, в том числе, и их.

- Ну, есть там отличные песни, которые никогда не были записаны в студии. Есть такая песня, называется «3/4», у нее названия нет, она так называется, потому что она играется в три четверти, в отличие от всех остальных наших песен. Обалденная песня просто! Есть песня «Почтовый ящик». Они никогда не записывались в студии. Это все «Сердца».

- И концертных записей не осталось?

- У меня есть записи с репбазы, там слышно все. Как-то записано, на каком-то мини-диске или чем-то еще.

- А почему, собственно, дальше-то не пошло? Почему не сесть и не записать новую программу?

- Вот сейчас уже, на самом деле, трудно сказать, что произошло. Я просто помню по себе, могу сказать за себя, что я стал уставать. Уставать от того, что песни надо переделывать опять, от этого хождения по кругу. Мне как-то все стало надоедать. Я подустал, мне не хотелось садиться в студию, опять тратить деньги. Альбом я, например, никогда не хотел выпускать полноценный.

- Почему?

- Я не знаю. Ну, вот куда с ним? Ну, вот выпустил я, сделал обложку, ну и куда с ним?

- Ну, его можно выпустить с помощью какой-нибудь фирмы грамзаписи, люди будут знакомиться с твоим творчеством. Я сейчас не говорю даже, что они будут больше ходить на концерты, но ты, таким образом, все-таки донесешь до людей то, что ты делаешь.

- Вот меня на тот момент интересовали, практически с самого начала организации этой группы до самого ее конца, меня интересовали только живые выступления. Я такое получал от этого наслаждение и такой впрыск адреналина, или чего-то еще. Как на таком вот 45-минутном рок-концерте с группой «Сердца», я до сих пор ни от чего не получал. Ни от своего мотоцикла, ни от своих сноубордов, ни от театральных спектаклей, очень хороших, при переполненных залах, и так далее. Очень драйвово было на «Лысом брюнете», да, это практически был рок-спектакль. Было очень круто. Ну, еще рядом Петей постоять два часа с половиной. Больше ничего подобного я не испытывал.

- А вот сейчас, наверное, есть какое-то сожаление, что мало записей осталось?

- Да нет. Нет – ну и прекрасно. Вот мы сейчас встречаемся, вспоминаем. Есть вот такие концертные записи, есть более-менее приличные, которые в студии сделаны. Есть еще какие-то, которые сохранились у меня. Есть какие-то записи, которые я переписывал, будучи за границей, например. Тоже от нечего делать, с друзьями в иностранных студиях. Есть песни, для которых я пригласил самых лучших музыкантов в Германии, и мы записали две песни в самой лучшей независимой студии Европы, как потом оказалось. Я об этом не знал, когда я туда зашел.

- Это как раз группа, которая называется «Аврора», вот этот проект?

- Это вот проект был, «Аврора». У меня еще был там мой собственный проект. Я пригласил музыкантов, и мы записали песню «Супруги» с ними, с иностранцами. И у меня осталось время, у меня было выкуплено два дня, два дня студии, то есть по шесть часов. И первые шесть часов, первый день в студии мы писали инструментал. Я подстраховался, конечно, у меня был приглашен трубач, который сыграл соло, очень известный человек. И великолепная эта студия, с звукорежиссерами, с комнатой отдыха - никогда не забуду, там было настолько комфортно, настолько круто.

Мы записались, у меня осталось время, я говорю: «Ребята, у нас осталось еще два часа, давайте я вам сейчас покажу еще одну песню, и мы ее быстро запишем, потому что очень жалко два часа». Они говорят: «Давай, давай, давай». И мы записали еще одну песню – «Эскобар». «В белом» она называется. В этой же студии. На следующий день, после того, как мы это все записали, на следующий день я пришел в 12 часов, как сейчас помню, потому что раньше 12-ти петь невозможно. Там уже сидел звукорежиссер, который уже свел предварительно две вещи, и я вот только спел.

- То есть ты хочешь сказать, что эти две записи, которые фигурируют, в общем-то, и у тебя на сайте, и их можно найти в интернете под маркой «Сердца» - это, на самом деле, твой такой германский опыт?

- Нет, «Сердца» я их никогда не называл, потому что есть отдельно запись песни «Супруги», которая была сделана на радио «Ракурс», и которую Стриженов забрал для своего фильма «Любовь-морковь». И он отказался от записи, которую я сделал специально для него в Гамбурге. Говорит: «Ты меня извини, конечно, тут все классно, но драйва тут такого нет».

- Давай еще одну вещь 95-го года, вот как раз из того, чего не было на знаменитой десятипесенной записи, которую вы сделали еще до своего первого концерта - «Джек Лондон».

- Ну, вот такая вот вещь.

- Отличная вещица. Тоже такая, интересная музыкально. Я ее переписал в Москве, лет десять назад в студии «Винтаж-рекордс».

- Это уже с проектом «Инкассатор»?

- Это уже с проектом «Инкассатор» я ее переписал. Она мне очень нравится, я хотел, чтобы качественная запись была. Там у меня еще подключились духовые, потому что все-таки я пришел к такому фанк-року. Мне нравится очень, когда духовые подыгрывают, я так немножко переделываю.

- Но в «Инкассаторе» нет вот этой явной альтернативности, куда «Сердца» катились?

- Нету. Нету такой альтернативности, но мне нравится. Очень хорошо вышла песня «Одинокий шахтер», а это песня «Сердец», мы с Алексеем написали. Мы ее играли на концертах, уже на последних, этого «Шахтера». Очень хороша эта композиция, тоже очень многим нравится. Мне пишут просто люди, где-то ее встречают, где-то слушают. Одна из удачных композиций.

- А почему после возвращения из Германии ты не стал проект «Сердца» продолжать? Почему это уже другая группа, «Инкассатор»?

- Ну, потому что, во-первых, прошло очень много времени, и не стоит все-таки в одну и ту же воду входить, не стоит. Я записал пять вещей, да. Я решил так - так как мне не нравится работать в студии, мне скучно, я не люблю эти все провода, салаты из проводов, вот эти микрофоны, вот эти вот антипопы, это не мое все, терпения у меня нет, у меня другая организация, на месте не могу сидеть – я подумал: надо сделать запись качественную, хорошую, подключить туда духовых и так далее. И сделать там, где нравится мне, чтобы мне было хорошо и комфортно, чтобы это хотя бы было интересно для меня.

И мы нашли это место – студия «Винтаж-рекордс». Студия с неимоверным количеством винтажных инструментов, усилителей. Все инструменты до 70-го года, самая лучшая коллекция из двухсот экспонатов. «Фендеры» 58-го года, «Лес Полы» и так далее. Два усилителя они купили на «Эбби Роуд», в которой писались «Битлз», все - лампа. В этой записи не использовались приставки для гитар, только перегрузы «Маршалл» 60-х годов, как положено. Где квакушка – это «Вокс» или «Мерли» конца 60-х годов. То есть все аналоговое. С ними было о-очень интересно. Невероятно профессиональный человек Дмитрий Куликов, который руководит и главный звукорежиссер. Это была поистине очень и очень интересная работа. Все пишется на широкую пленку, то есть все в аналоге. Это можно вот прямо сразу отливать виниловую пластинку. Я записал две совершенно новых песни, которые я написал сам, без «Сердца», и три старых, которые мне очень нравятся.

- А ведь «Инкассатор» это не только студийный проект? Ты ведь выступал тоже вот под этим брендом, под этой маркой?

- Я выступал. Я даже выступил вместе Гошей на «Нашествии» в 2006 году. То есть я с его группой спел несколько песен. Три или четыре песни, он меня пригласил, и мы спели. И далее мы с «Инкассаторами» выступали по различным здесь, в Москве, нескольким клубам. И приглашали нас какие-то независимые люди, мы ездили в Ригу и выступали там. Там рок-клуб есть такой, «Фабрика», за вокзалом. Там тысячи четыре, наверное, собирается. Мы были разогревом, а основным был Кен Хенсли, покойный. Прекрасный, прекрасный человек, общение с которым принесло мне такое удовольствие! Какой замечательный оказался музыкант и человек, настолько открытый к общению! Мы вспоминали, как он в первый раз приехал в Советский Союз, на этом концерте я был лично. И так отлично мы с ним провели время, незабываемо, прекрасно! Это была «Инкассатор» группа, с которой я приехал.

- А у нее постоянный состав или, грубо говоря, на тот момент, когда надо выступить, ты ищешь музыкантов?

- Я предпочитаю, чтобы барабаны и гитара у меня всегда были, два человека, с которыми… Я очень настаиваю на том, делаю все возможное, чтобы это были именно они. Я очень всегда стремлюсь к тому, чтобы они играли. Остальные все меняются.

- А есть шанс, что вот сейчас ковидные ограничения снимут, и мы увидим тебя с «Инкассаторами» в Москве? Или не в Москве.

- Ну, если будет вопрос где-то выступить – да. Я сам инициатив не проявляю. Когда в прошлом году наступила эпидемия, мне достался пропуск от одной из киностудий, я мог передвигаться свободно на своей машине по городу, я каждую неделю устраивал прямые эфиры из студии Гоши Куценко. Каждую неделю я делал прямой эфир с песнями, со стихами, ответами на вопросы, которые мне присылают в Инстаграм. Это единственная соцсвязь у меня с окружающим миром – мой Инстаграм. И мне понравилось, мне нравится такой формат. Я на одной акустической гитаре играл, пел песни. Там были и «Сердца», и песни, которые мне просто нравятся. Я пел и Green Day, и Майка Науменко, и Вертинского.

- Ух, ты!

- И Гребенщикова. И Петра Николаевича тоже. То, что мне нравится. Я делал программу такую же, как и рок-концерт – 45-50 минут, выходил в прямой эфир. Хороший опыт. Мне понравилось, вообще, общение с акустической гитарой, со зрителями в прямом эфире. Но вот как сыграть эту песню, которую мы только сейчас прослушали, «Джек Лондон», на акустической гитаре? Нужно подумать. Но можно сыграть и «Виктор Палыч», «Телеграмму» можно сыграть. Еще что-то играл. «Цирк» можно сыграть.

- «Женщину-секретаря» можно сыграть на акустической гитаре?

- Можно. Можно «Женщину-секретаря» в любой версии сыграть, их три.

- А вот эта, наверное, будет, 95-го года, вторая?

- Да.

- Слушаем. 95-й год, «Женщина-секретарь».

- «Женщина-секретарь», вторая версия. Когда, кстати, третья? Первая, наверное, понятно - на первой записи.

- Третью я сделал уже без «Сердец», с «Инкассаторами». Она более блюзовая, медленная, прямо такой тяжелый-тяжелый блюз, с большим соло на саксофоне. Это любимая песня Юлии Меньшовой, она писала бэк-вокал на той студийной записи. Она и Алена Хованская. Они прописывали по несколько голосов. Они увлекались акапеллой, обе очень хорошо поют. Алена Хованская – заслуженная артистка России, всю жизнь прослужила в Художественном театре. Училась с нами в Школе-студии, студентка Табакова. Юлия Меньшова – студентка Александр Саныча Калягина. Они вдвоем прописывали бэк-вокалы. Вот это – Юлина любимая песня. Вот тоже, видишь, какие времена, не стало Владимира Меньшова совсем недавно. Тоже такая потеря, такой режиссер ушел. Ух, время.

- Ты продолжаешь слушать музыку?

- Постоянно. Я без нее не представляю своего существования. Я в курсах, что происходит, постоянно читаю «Мьюзик Экспресс», мой любимый музыкальный журнал. Я его не выписываю больше, я его покупаю, когда приезжаю за границу. Я прохожу практически по всему хит-параду читателей и хит-параду редакции. Интересные есть ребята очень.

- То есть, ты не относишься к тем людям, которые считают, что современная музыка пребывает в состоянии какого-то творческого упадка?

- Нет, я, к сожалению, не очень много интересного слушаю на родном языке, вот это вот да. А то, что там происходит, там ребят очень много.

- А как человек, много лет живший в Германии, ты как-то отдельно германскую музыкальную сцену для себя выделяешь, интересуешься ей специально?

- Дело в том, что они невероятные патриоты своего языка и своего народа. Этот «Мьюзик Экспресс» без немецкого какого-то альбома и критики на двух страницах не обойдется, ты, хочешь не хочешь, должен его прочитать, и я, естественно, туда заглядываю. Ну, а что? Например, Kraftklub - мне очень нравится эта команда. С Белой Б из Die Ärzte я знаком лично. Но я не слушаю, конечно, Toten Hosen. Удо Линденберг. Ну, он есть у нас, как вот он есть Удо, я не слушаю, но я – респект. Классная группа Seeed. Великолепнейшая группа! Огромный коллектив, их человек двадцать. Набрал африканцев каких-то, они играют какой-то баттерфляй, такое вот джамайко-регги.

- Немецкая?

-Да. Это очень крутой проект. Называется Seeed. Ну, потомство или как там, можно как-то так перевести. Ну, вы все знаете, конечно, Раабе, он очень прикольно делает. Прикольные аранжировки. У него целый оркестр собственный, он под 30-е годы вступает, у него переполненные залы. Это приятно послушать. Ну, это смешно. «Рамштайн» я не слушаю, ну, потому что текстово… И тоже имел честь быть знакомым с Тилом. Я когда в Берлине жил, мы совершенно случайно с ним где-то пересекались. Прекрасный проект. Искренняя его любовь и расположение и к нашему языку, то, что сейчас обсуждается в интернете и так далее - это его искренняя позиция. И он, действительно, искренне расположен.

- Ну и не могу тебя не спросить. Какие театральные постановки тебя в последнее время зацепили?

-Знаете, мне очень понравилась постановка «Три сестры» во МХАТе. Ее поставил Константин Богомолов, мне очень понравилась она. Очень понравилась его же постановка, которая идет на Малой сцене, с Зудиной в главной роли. Это по пьесе Вуди Аллена, сейчас уж не помню, как она называется, английское название. Не так давно не стало еще одного моего товарища, ну, уже пару лет – Дмитрия Брусникина. Он был замечательным актером, великолепным знаменитым педагогом, профессором, у него своя студия, свой театр был. У них был очень неплохой, и сейчас идет, спектакль «Бесы», который играют в Боярских палатах они. Много хороших интересных спектаклей.

За границей я всегда, когда приезжаю в Берлин - я дружу с Ларсом Айдингером -   когда я приезжаю в Берлин, стараюсь попасть в «Шаубюне», где Томас Остермайер что-нибудь делает, и, конечно, Ларс играет главную роль. Ну, «Гамлет», «Ричард III», «Пер Гюнт» - это must для человека, который увлекается театром или им занимается. Ну, это необходимо посмотреть, хотя бы в интернете, хотя бы онлайн, чтобы понимать вообще, каким образом люди обращаются с классическим материалом, что они позволяют себе с ним сделать, как они его интерпретируют, насколько это интересно, насколько это энергетически ново. Ларс великолепный артист, ну что там говорить.

- А скажи, в тех театральных проектах, в которых ты сейчас участвуешь, как-то музыка задействована?

- Всегда. Не так давно я играл в спектакле Молочникова «Бунтари», который шел во МХАТе. Это очень популярный спектакль молодежный. Он весь был построен на музыке 90-х, на рок-музыке 90-х годов. Потому что «Бунтари» рассказывали о бунтарских движениях России, а также о рок-музыкантах. Там был и Петр Мамонов, и Скляр, и «Популярная механика». Все было построено на музыке, мы пели песни. Там и «Ноль» был. Просто был музыкальный спектакль, мы вживую исполняли песни.

- Ты говоришь, был. Он уже не идет?

- Нет, его сняли. Его сняли, там многое изменилось, в Художественном театре. И я уже один сезон, как не работаю там, я ушел.

- Денис, спасибо, что пришел. Группа «Сердца», вот, на мой взгляд, была одним из таких, ну, не то чтобы открытием радио «Ракурс», но из тех команд, которые в значительной степени с той радиостанцией у многих ассоциируются. И я, честно говоря, надеюсь, что рано или поздно тебя еще с музыкальными проектами, будь это «Инкассатор» или что-то еще, обязательно можно будет увидеть.

- Да, спасибо большое за приглашение. Я с радостью откликнулся, потому что у меня очень многое связано и с «Сердцами», и с вашей радиостанцией.

- Ну что, давай тогда заканчивать еще одной вещью, которая, по-моему, фирменная у «Сердец». Называется «Цирк». Денис, спасибо еще раз. И до встречи.

- Спасибо вам.